Вовка в Троеклятом
Шрифт:
— Конечно, первым делом пленники, но пока все спят не мешало бы осмотреться, вдруг, что разузнаем о намерениях Емели. А в случае чего… Яна огляделась кругом, — да тут и не надо прятаться. Только замереть.
Среди нагромождения всевозможных статуй, предметов мебели и прочих излишеств запросто можно было затеряться.
— Предлагаешь побродить, осмотреться? Тут можно плутать до скончания века.
— Есть другие предложения?
Серый развел лапы.
— Тогда пошли.
Примерно через полчаса сумбурного блуждания медведь
Яна подошла к ложу. Манька спала. Постояв над ней минуту, лесная ведьма решилась. Махнув рукой на риск быть обнаруженной из-за применения колдовства, она произвела несколько загадочных пассов над спящей, тихонько шепча антизаклинание. Манька не проснулась. Однако, едва уловимые перемены произошли: счастливая, полудебильная улыбка сменилась легкой тенью озабоченности.
Только Яна закончила расколдовывать зачарованную Мэри, дверь распахнулась, и юная колдунья едва успела спрятаться за изголовьем. В комнату вошел Али Баба, неся высокий тонкий стакан, наполненный розовым напитком.
Визирь неумолимо приближался, и за секунду до того, как он наткнулся бы на притаившуюся гостью, Яна резко выпрямилась, оказавшись нос к носу с министром. Физиономия опытного царедворца мгновенно расплылась заискивающей улыбкой. Но не весь организм Али Бабы был столь адаптирован ко всяческим неожиданностям. И та часть тела, расположенная где-то сзади, то ли в самом низу спины, то ли в верхней части ног громогласно известила о том, что визирь не на шутку перепугался.
— Ну, не стоит так бурно выказывать свои эмоции, девушку разбудишь. Ведьма кивнула на Маньку. — Я надеюсь ты не станешь делать никаких глупостей?
Али Баба отрицательно покачал головой.
— Правильно. Всякая несдержанность говорит о плохом воспитании. Я бы даже сказала, о дурно пахнущем воспитании.
Визирь согласно кивнул (запах, действительно был не из приятных).
— А что это у нас тут? — Ведьма указала на стакан. — Отвечай, только тихо.
— Это, так… Утренний сок. Напиток. Манька любит.
Яна взяла хрустальную емкость и осторожно понюхала.
— Ясненько. Приворотное зелье.
Аккуратно, ноготками (с претензией называться коготками) большого и среднего пальцев она оттянула толстую нижнюю губу Али Бабы и вылила содержимое стакана в рот царедворцу. Под пристальным взглядом колдуньи, ему ничего не оставалось, кроме как проглотить привораживающий напиток.
— Теперь свободен. И помни — без глупостей.
Пятясь и кланяясь, Али Баба с трудом попал в створ дверей и покинул покои Маньки.
«Чертова ведьма! Как она пробралась во дворец? И уж точно не одна. Наверное, вся шайка здесь. В любой момент из-за любого угла может подстерегать опасность! Нужно срочно что-то предпринять! Вот, только, что? Как что?! Уж кому как не мне знать что делать… Лицезреть единственного и неповторимого! Я спешу к тебе, любимый! Лечу на крыльях всеобъемлющей страсти! Вот, только заскочу на минутку к себе, нарумянить щеки…»
Как только Яна прикрыла за собой двери, медведь одним махом хлобыстнул половину содержимого бутылки, довольно крякнул и устроился поудобней, стараясь как можно меньше шевелиться, чтобы сойти за одну из статуй на случай появления неожиданных прохожих. Один из которых вскорости не преминул объявиться.
Солдат Иван неторопливо шел сквозь анфиладу залов. Ему очень не нравилось все происходящее в последнее время. Раньше все было гораздо проще. Служба сильно не напрягала. Сутки отдежурил — трое дома. Теперь же приходится постоянно находиться во дворце на казарменном положении. Как при осаде!
Причем опаснейшими врагами хозяина объявлены хорошие знакомые. Лесные соседи. Добродушный Серенький, смешной и безобидный Соловушка. Судя по описаниям, большой черный кот — это скорей всего Васька, любимчик Яги. Из всех разыскиваемых незнакомыми являются только парнишка, которого именуют злым и страшным Сантехником, да ни кому неведомая сопливая девчонка. Хотя, если кот — действительно Васька, то сразу же напрашивается вывод, что малолетка — это или преобразившаяся Яга, или кто-то, имеющий к ней непосредственное отношение.
— Здорово, Иван.
— Привет, Серенький.
Погруженный в собственные мысли солдат не сразу понял, что произошло. Сделав по инерции еще несколько шагов, и, сообразив, с кем только что поздоровался, замер, как вкопанный. Тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Вернулся. Встал напротив медведя.
— Орать будешь? — Спокойно поинтересовался Серенький.
— Нет.
— Правильно, а то задеру. Хоть и неохота.
— Нечего меня драть. И мысли нету сдавать тебя.
Как по заказу, тут же представилась возможность проверить искренность слов солдата: вдали замаячила фигура Али Бабы.
— Замри, — шепнул Иван медведю и, делая вид, что не замечает приближение визиря, подошел к дверям Манькиных покоев.
— Какого хрена ты тут потерял, быдло?! — С подчиненными министр не выбирал выражений.
— Дык, я просто так, одним глазком хотел, — солдат прикинулся любителем подглядывать, застигнутым на месте преступления. В чем и преуспел.
— Ну и как она тебе? — Али Баба сменил гнев на милость. Знать чужие тайны, было его хобби. Очень полезное.
— Не успел я…
— Ладно. Я никому не скажу. А теперь пшел вон.
Иван сделал вид, что уходит, а визирь вошел в апартаменты.
Солдат вернулся к Серенькому.
— Там Яна, — признался медведь, указывая на дверь, за которой только что скрылся царедворец.
— И что? Этот пентюх ни воевать, ни колдовать не умеет. Он опасен только своими нашептываниями. В нужное время, в нужное ухо. А сейчас самое страшное, что он может сделать — так это завизжать. И если при виде девчонки он еще этого не сделал, то может все и обойдется. А, вот если ты туда вопрешься…