Вовка в Троеклятом
Шрифт:
Солдат Иван напрасно прождал в условленном месте своих лесных знакомых. Он пробыл там лишний час, но безрезультатно. Чтобы не привлекать внимание тайных соглядатаев (а то что их во дворце предостаточно Иван не сомневался), он прошелся по залам, отметился в помещении охраны. Затем вновь вернулся в условное место. Никого.
Солдат плюнул на все меры предосторожности и отправился в лабиринт. Его беспокоило, что, возможно, медведь и Яга разминулись с ним и теперь бродят по бесконечным проходам. Потратив еще около часа, Иван убедился, что заключенные на месте, значит
Больше он задерживаться не мог. Итак. Кому-нибудь могли показаться подозрительными его частые отлучки. Для полной очистки совести он на скорую руку соорудил указатель (камеры Клары и соседей Серенького располагались почему-то в разных крыльях подземной тюрьмы), установил его на развилке и, никем незамеченный, вернулся к службе.
Какую бы гадость не замышляли те, кто поставил странный указатель, направление было верным. Минут через пять после расставания с Яной Серенький попал в тупиковый коридор. Из-за дверей торцевой камеры доносились опостылевшие голоса бабы и деда. Они явно спорили, но медведь не стал вникать в смысл перепалки. Замка не было, только запирающийся снаружи засов.
Косолапый распахнул дверь.
— Ух, ты! Серенький явился! — Обрадовался дед, косясь на медвежью котомку.
— Шо, колдовать кличуть? — Озаботился другой скрипучий голос.
— Живо выметайтесь из камеры!
— Ишь, раскомандовался! — Заартачилась старуха. — Я никуда не пойду!
— Водки дашь, выйду, — предложил альтернативу дед.
Медведь было полез в котомку, но в это время сверху обрушилась решетка, превращая коридор в камеру.
— Водку-то доставай, — напомнил старик, ни чуть не озаботившись тем, что замаячившая на горизонте свобода снова превратилась во что-то далекое и несбыточное. Он даже был рад тому, что теперь придется коротать время не только со сварливой спутницей жизни.
— Я те покажу водку, алкаш пескоструйный! — почти счастливо заверещала бабка, обрадованная серьезностью повода перейти от слов к делу. Назюзюкаться удумал? Я тя ща сама назюзюкаю!
Скрюченные костлявые пальцы вцепились в редкие седые прядки, и Серенький во второй раз за день удостоился зрелища противоборства (в прямом смысле слова) противоположных полов. Правда, в отличие от первой, эта потасовка для него была делом привычным. Посему ничуть его не заинтересовала. Серенький сел на пол, облокотившись о стену и на самом деле достал водку. Для того, чтобы собраться с мыслями, два-три глотка будут в самый раз.
Медведь оторвался от бутылки и почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. У решетки стоял Хоттабыч.
— Привет, — спокойно поздоровался колдун.
Серенький не ответил. Зато, как по команде, старики прекратили свою вялотекущую потасовку и резво подбежали к преграде.
— Хочу царыцею быть, рожей, чтоб красна была, здеся — так, тута — вот так, — бабка принялась руками показывать на себе какой формы и размеров должны быть худосочные сейчас женские прелести.
— А мне много-много водки, золота, и чтоб штуковина одна стала побольше и заработала. — Присоединился к требованиям дед.
— Не хочешь говорить, не надо, — Хоттабыч обращался к Серенькому, не обращая внимания на его сокамерников, — потом поговорим, когда вас побольше наберется. Я сейчас насчет этих пришел, — колдун указал на деда с бабкой, ты же спасать их явился. Считай, что эта часть твоего визита удалась. Только ты не глупи. Твоя сила не поможет. Если будешь спокойно себя вести, я их сейчас выпущу и, обещаю, отправлю домой. Договорились?
Медведь кивнул.
— Идите сюда, — приказал колдун старикам, отворяя едва заметную калитку в решетке, в которую Серенький навряд ли смог бы протиснуться.
— А желания? — Удивленно протянула бабка.
— Какие желания? — Не понял Хоттабыч.
— Чтобы здеся — так, тута — так, — повторила старуха, увеличив на пару размеров по сравнению с первым разом места, нуждающиеся в корректировке.
— А я чтоб ентой штуковиной мог кирпичи крушить, — прибавил и дед к своим первоначальным пожеланиям новое.
— Вы что, одурели от счастья? Вас на свободу выпускают. Вы за это должны медведя благодарить, а не выдвигать идиотские требования. Быстро выметывайтесь!
— Хренушки. Сначала исполнение желаний. — Поставила ультиматум бабка.
— Чего ради?
— Мы тебе ведмедя споймали? Споймали. От он. Изволь исполнить обещанное.
— Последний раз говорю, выходите.
Однозначным ответом, не подразумевающим никаких интерпретаций, послужили четыре фиги.
— Ладно, — колдун щелкнул пальцами.
Из-за ближайшего угла появились четыре мавра. Их попытки вытащить деда с бабкой так же оказались тщетными. Калитка оказалась слишком узкой и для темнокожих воинов, и проникновение их внутрь было весьма проблематично. А учитывая тычки костлявых пальцев в глаза, царапанье и плевки, то и совсем невозможным.
— Все что мог. — Пожаловался Хоттабыч медведю. — Придется тебе с ними друзей дожидаться.
Колдун знаком велел телохранителям прекратить попытки извлечь стариков из-за решетки, запер калитку и собрался уходить.
— Это как же?! — Угодить в ловушку, да еще оставаться в заточении вместе с обрыдшими соседями было слишком даже для уравновешенного медведя.
— Сам видел, не хотят они на волю.
— Ну, уж нет!
Серенький сгреб верещащих божьих одуванчиков в охапку и поочередно протолкнул их тщедушные тела между прутьями, где старики попали в могучие объятья мавров. Вскоре их повизгивания стихли в отдаленных коридорах лабиринта.
Я неторопливо прогуливался по площади, постепенно приближаясь к центральному входу во дворец. На меня никто не обращал внимания, все были или полны надежд и мечтаний, связанных с предстоящим вознаграждением, или, получив отлуп, обозлены на весь мир и так же погружены в грезы о мщении придворным чиновникам.
Но все равно, чтобы полностью соответствовать имиджу праздно шатающегося лоботряса, я даже попытался насвистывать простенькую мелодию. Ничего не вышло. Конечно, свистун я еще тот, да и музыкант тоже. Но не в этом дело. Мне не удалось даже выдавить из себя подобие свиста. Как бы я не варьировал взаимное положение языка, неба и губ при помощи пальцев и без них, ничего кроме легкого дуновения не получалось. Скорей всего тут не обошлось без колдовства. А это наводило на определенные мысли, которые так и погибли в зародыше, потому что ко мне на плечо уселся Карл и было уже не до размышлений.