Вой лишенного или Сорвать покровы с богов
Шрифт:
Именно там, на третье лето после разрушения, она обнаружила близнецов на долгие годы ставших смыслом ее жизни. Своих малышей явившихся расплатой за совершенную ошибку.
Но и об этом Кимала узнала лишь много позже. Шестнадцать зим прошло прежде, чем ее девочка научилась проявлять себя. Смогла показать то, что было сокрыто от людских глаз по желанию Даровавших жизнь.
"Видимо, такова моя участь, получать знание тогда, когда ничего нельзя изменить", - подумала женщина, отложив короб, чтобы подбросить еще немного дров в очаг.
К вечеру
Кимала зябко поежилась, склоняясь над не разобранной вязанкой. Будучи честной с самой собой, женщина предпочла бы первое, ибо заледенеть от пустоты собственной души гораздо страшнее, чем почить от стужи пришедшей извне.
Зимний холод не есть холод в сердце. Он милосерднее.
Намного милосерднее!
Твердой рукою отодвинув со своего пути возмущенную Ираинту, загородившую проход, Сальмир вошел в покои Перворожденного.
Калерат был зол и расстроен одновременно. И первому и второму причиной служил Антаргин, что в последнее время стало почти традицией. Оба чувства были рождены осознанием собственного бессилия, которое преследовало мужчину с тех пор, как Окаэнтар со своими сподвижниками покинули Саришэ, вынудив открыть для них тропу Рианы. И чем дальше, тем тяжелее становилось Сальмиру мириться с вынужденным бездействием и ожиданием того, когда же Перворожденный перестанет винить себя и соизволит вспомнить о долге.
Конечно, калерат собирателей тел понимал, что ни Антаргин, ни он сам, ни даже Нерожденная не смогут освободить тресаиров до тех пор, пока Освободитель не вернется вместе с кариалом Повелителя стихий. Но, в тоже время, Сальмир не мог не видеть, что самоустранение Перворожденного из жизни Истинных, привнесло разлад в их ряды. И если затворничество Антаргина будет продолжаться, то многие из Рожденных с духом встанут на сторону Окаэнтара, даже в отсутствие оного, ибо задумывающихся о незамедлительном переходе все еще было предостаточно. И станет еще больше, если не предпринять что-то, способное погасить панику.
Этим чем-то, по мнению Сальмира, должно стать возвращение Перворожденного.
– Хватит! Собирайся!
– непререкаемым тоном велел мужчина, даже не взглянув на хозяина комнаты.
Искать того взглядом Сальмир не стал. Не видел смысла. Он и так знал, чем занимается его друг, в каком положении находится, и куда именно устремлен его взор. Сидя в кресле, тот смотрит на огонь и корит себя в случившемся - занятие, ставшее для Антаргина повседневным и еженощным.
В какое бы время калерат не заглянул в покои Перворожденного, будь то утро, день или глубокая ночь, он все время заставал того в кресле у камина. Даже закралось вполне оправданное подозрение, что Антаргин вовсе отказался от сна и отдыха, ради задумчивого созерцания языков пламени за каминной решеткой.
– Хочешь ты или нет - мне неважно. Давно пора возвращаться к жизни. Игра в затворника слишком затянулась, - высказал свое мнение Сальмир, копаясь в вещах Перворожденного.
Достав свежую рэнасу, он бросил одежду на колени Антаргину и направился к стенной нише с единственной целью - привлечь внимание.
– Риана уже не раз звала тебя, но ты игнорируешь и ее тоже. Если нет другого способа заставить тебя обратить внимание на то, что происходит, я, не задумываясь, прибегну к последнему доступному методу, - остановившись напротив гобелена, пояснил калерат.
– И не говори потом, что я тебя не предупреждал!
– с плохо скрываемым раздражением закончил свою речь Сальмир и потянулся к креплениям рамки, собираясь снять полотно со стены.
– На твоем месте я бы поостерегся. Моя слабость не говорит о слабости рьястора, - произнесено было равнодушно, без каких либо эмоций, но калерат предпочел опустить руки.
– Странно. Ты, оказывается, помнишь, как это… угрожать. Я удивлен!
– Можешь язвить, сколько хочешь. Я не вспомню, он напомнит. И тут ты будешь бессилен.
– Ну надо же, - вложив в слова максимум сарказма, протянул мужчина.
– А я то, недалекий, решил, что Перворожденный окончательно сдал. Не видит уже ничего. И даже слышать не хочет.
– Насколько?
– Местами до стен. Два десятка ротул пришлось переселить в замок. Пятеро спящих погибли. Троих Нерожденная забрала к себе, но я сомневаюсь, что она сможет достаточно долго поддерживать их.
– Риана?
– Не пускает меня. С прошлого раза ничего не изменилось. Я не знаю, что делать, - признался мужчина, подойдя к креслу Перворожденного.
– Лутарг нашел кариал, - Антаргин потер виски. Все было гораздо хуже, чем он думал.
– И? Он скоро будет?! Нам готовиться к переходу?!
Воодушевление в голосе Сальмира не позволило ему ответить. Антаргин не смог лишить друга надежды. Не смог произнести вслух того, что мучило его в последние дни. Там что-то произошло!
– Помоги мне, - вместо этого сказал мужчина, поднимаясь на ноги.
Калерат успел подхватить Перворожденного под руку прежде, чем тот, покачнувшись, упал обратно в кресло.
– Куда ты?
– Мгновенье назад ты пытался вытащить меня отсюда, а сейчас спрашиваешь, куда собрался?
– с горьким смешком уточнил Антаргин, поднимая свободной рукой рэнасу, повисшую на подлокотнике.
– С этим тоже, - попросил он, протягивая другу одежду.
– Сам слишком долго.
Оба молчали до тех пор, пока последняя шнуровка не оказалась затянута настолько, насколько это было возможно с учетом сильнейшего истощения Перворожденного. Затем калерат спросил:
– Ты сомневаешься, что он вернется?
– Нет. Не сомневаюсь.
– Тогда, что не так?
– Все так, Сальмир! Все так. Сам знаешь.
– Антаргин одернул загнувшийся клин рэнасу.
– Только времени у нас не осталось.
"У меня не осталось", - добавил он мысленно, неуверенной поступью направляясь к выходу.