Война 2017. Мы не Рабы!
Шрифт:
Срывая голос, кричу, чтобы поторопились. Командиры также кричат в задымленную темноту. Вот и вырвались во двор, затем за забор.
Через полминуты раздался взрыв, из некоторых окон вырвалось пламя. Здание дрогнуло и стало оседать, вздымая огромную тучу пыли.
Командиры доложили, что потерь нет. Захвачено в плен 14 человек. "Урод" погиб в бою. Я не стал уточнять случайно или нет… думаю, что не случайно. Те, кто выжил, будут допрошены с пристрастием американцами, в том числе и на детекторе лжи. И вот тогда "Урода" бы раскололи. Да, и Рашиду сто тысяч долларов еще пригодятся для борьбы.
И вот более четырехсот человек разъехались в разные стороны. Этот этап мы тоже продумали до мелочей.
Самое сложное было продумать, куда разместить раненных и истощенных вызволенных из полона людей.
Понимали, что многим понадобится хирургическая помощь. Американцы же пытали не для того, чтобы представить людей на суд, а чтобы потом застрелить, запытать до смерти. Фашисты, одним словом.
И тут помог нам священник. Быстро развезли по сельским больницам раненных, кто нуждался в срочном оперативном вмешательстве. Оказалось, что некоторые клиники пластической хирургии готовы помочь. Таким образом, более полусотни человек определили на медицинское лечение.
Понимали, что сейчас начнутся репрессии, фашисты и их приспешники будут землю рыть, чтобы найти нас и вернуть захваченных американцев.
А мы группой в тридцать человек ушли в лес. На ту базу, про которую Иван мне рассказывал.
Глава 11
Вроде и недалеко от города, всего-то километров сто. Но непроходимые леса, болота, если бы не проводник, то не нашел бы. А место я оценил.
Две гранитные сопки, между ними распадок, неподалеку река. Вход в одну из сопок замаскирован, проход под распадком и помещения как в одной, так и в другой сопке. Автономный генератор, вода родниковая, проточная. Есть и бассейн для питьевой воды. Человек семьсот могло спокойно разместится в этом гранитном убежище. Большие помещения под склады. Как пищу, обмундирование, так и под вооружение, боеприпасы. Там же и оборудование под госпиталь. Казармы. Многие хранилища пусты.
Гулко отдаются шаги в помещениях с высокими потолками. При желании помещения могут быть герметично закрыты и отсечены от других. Это если противник прорвется, или пожар. Все сделано по принципу подводной лодки. Автономно. Надежно, на многие десятилетия. Здесь же оборудованы огневые позиции. При осаде можно долго сидеть, изматывать противника. С воздуха сопки не возьмешь. Гранита около ста метров. Почти все прилегающее пространство простреливается. Нужны только люди и боеприпасы. Только надеюсь, что не найдут нас здесь. Мы отлежаться пришли дней на десять, пока кутерьма вокруг нас не утихнет.
Проводник был угрюм, неразговорчив. Было видно, что он хорошо знает Миненко и по-доброму смотрит на него, а вот на остальных — недоверчиво. Добирались на лошадях и пешком. Женщин и детей на лошадей. Мне предлагали тоже лошадь, я отказался. Усадили доктора. Но так как он человек не ездивший ни разу на этом благородном животном, то быстро набил себе зад, и пошел пешком. За все время проводник, а он просил называть его Лука, не проронил больше сотни слов. Часто останавливался, слушал лес, потом махал рукой, и мы следовали за ним.
Он был нетороплив, основателен, несуетлив. Было видно, что на этом участке леса он как дома. Не плутал, не сверялся с картой, компасом, просто вел нас кратчайшим путем. Он не настораживался при каждом шорохе, что раздавался в лесу, только прислушивался к перекличке птиц. Основательный дядька. Спокойный, уверенный. Да, и сам лес, как бы это смешно не звучало, также напитывал нас покоем, силой, уверенностью.
Глядя на лес у жены Ивана и его мальчишек менялось настроение. Не сразу, не одномоменто, но они как-то успокаивались. У старшего я заметил следы от ожогов на руках. Идеально круглая форма, небольшие. Такие я уже видел у пленных и у трупов — это были следы от ожогов сигаретой. Медленно тушили сигарету о кожу человека.
Ну, а так как мальчишка ничего не знал, да, и не мог знать, то, видимо, пытали го на глазах матери. У жены с правой стороны во всю скулу кровоподтек. Когда бьет мужик, то, если правша, синяк слева. А тут… Скорее всего, наотмашь, тыльной стороной ладони по лицу… На такое способна женщина. Судя по тому, что я узнал о Робинсон, та стерва была способна многое… Особенно в пытках. Ничего… Ничего… Сейчас Миненко обустроим, а потом вернусь в город. Вот тогда и посмотрим на суд.
Я все больше укреплялся в мысли, что надо судить Робинсон и ее подручных судом, под видеокамеру, а потом все размещать в мировой паутине и отправлять в средства массового оболванивания. Так, может, что-то в мозгах и прояснится.
И… казнить виновных. Через повешение. Эти палачи не достойны даже пули. Солдаты, захваченные в бою тоже виновны, но этих… этих нужно стрелять. А палачей… Либо топить в помойном ведре, либо вешать. Мешок на шею и или на виселицу, либо в бочку с водой башкой вниз.
Мы с комфортом разместились в бункере. Места было много. Лесник показал мне комнату, отведенную специально для командира. Большое трехкомнатное помещение. Зал для совещания, кабинет, спальня, санузел. Везде мебель. Добротная, казенная мебель, образца семидесятых годов прошлого столетия. Несколько телефонов. На удивление, они работали. Была связь с другими помещениями. Умели раньше строить и делать. Воздух в подземелье не был спертым. Нормальный воздух, напитанный ароматами леса. И тишина…
Тишина такая, что на уши давит. Тихо. Непривычно, пугающе. Не надо вслушиваться во сне в ночные шорохи, не идет ли облава, не стреляют ли, не брешут ли соседские собаки, не кричат ли птицы, которых вспугнули непрошенные ночные гости. А тут… Тишина.
И спалось мне первые сутки плохо. По привычке, оружие рядом. Половину вторых суток просто проспал. Как провалился в вязкую трясину, вязкий сон без сновидений. Просто темнота. Но чувствовал себя прекрасно. Отоспался.
Заходил доктор. Покачивая головой рассказал, что выяснил из обследования Ольги Миненко и сыновей.
Жена у Ивана не спала. Она рассказывала. Доктор хотел поставить успокаивающее или водки, отказалась, она говорила. Ей нужно было выговориться. Она плакала, но продолжала говорить сквозь слезы. Иван лишь пил молча водку.
Жена попросила не курить в ее присутствии. При виде зажигалки у нее начиналась истерика. Зажигалкой опаливали волосы младшему сыну, и ей самой. А при запахе сигаретного дыма она просто упала в обморок. Именно обморок спас старшего сына от дальнейших пыток сигаретами…