Война 2017. Мы не Рабы!
Шрифт:
Коридор был богато отделан по последней моде, только с восточным уклоном. Это стрельчатые арки, на полу лежали красивые ковры. Ноги буквально утопали в них. Казалось, что идешь и выдираешь ноги. Сколько они стоили… Наверное, целое состояние. Хоть и не восточный человек я, но люблю ковры. У меня дома в квартире в зале лежит ковер. В редкие вечера, когда бывал дома, люблю лежать на нем вечером с книгой или у телевизора.
Вздохнул. Давно это было. Кажется в прошлой жизни. Стараюсь меньше думать о семье. Это разжижает волю, отвлекает от целей. Начинаешь больше думать о собственной безопасности. Нужно заниматься боем. Выиграем — вернемся домой. Не выиграем — похоронят где-то в лесу. Безымянный холмик.
За мыслями
— Здравствуйте, Николай Владимирович! Давно вас ждем. Очень давно. — он был искренне радушен. — Заходите!
Отошел в сторону, пропуская меня.
Большой кабинет, на полу ковер. Ворс у него меньше чем у того что лежит в коридоре, но похоже на ручную работу. Затейливый, сложный узор. Красиво. Стол из красного дерева. Видно, что покрыт не шпоном, а изготовлен из массива дерева. Пара кресел для гостей, и кресло хозяина кабинета. Огромное кожаное, кожа прибита гвоздиками, чьи медные шляпки красиво смотрятся на коричневой коже. Хозяин знает цену вещам и умеет их ценить. Стол завален бумагами.
На стене — огромная плазменная панель — телевизор. Но на него пока выведено изображение с камер видеонаблюдения. Наш путь был виден от самых ворот до кабинета.
Рашид проводил в боковую комнату, видимо, это комната отдыха. Хороша.
Стол обеденный, сервант с посудой, диван, шкаф, в принципе большая жилая комната. Из нее вело еще две двери.
— Руки можно помыть? — спросил я.
— Да, конечно. Вот в эту дверь.
Санузел. Туалет, биде, душевая кабина, судя по всяким вещицам, то с гидромассажем, ванна-джакузи. Любит хозяин красивую жизнь. Будет за нее биться. Или пойдет на компромисс, чтобы ему оставили все это? В бою показал себя как воин. А вот как дальше пойдет? Пути Господни неисповедимы. Кто знает. Поживем-увидим.
Я с удовольствием умылся, смыл дорожную грязь. В дверь постучали.
— Если хотите — можете принять душ или ванну. — Рашид был гостеприимен.
— Нет. Спасибо. Может позже. — я с удовольствием смотрел на блестящую сантехнику.
Пока умывался, накрыли на стол. В центре стояла запотевшая бутылка водки, разнообразные закуски, отдельно, в небольшой вазочке лежала икра черная. Рядом — икра красная. Отдельно на маленьком столике фрукты. Стол был накрыт так, что пять здоровых мужиков могли спокойно, долго сидеть.
Рашид перехватил мой удивленный взгляд.
— Чуть позже будет горячее.
— Рашид Асланович, тут можно целое отделение от пуза накормить!
— Так и мы не торопимся. Разговор будет долгим.
— Я не отрываю вас от неотложных дел?
— Нет важнее дела, чем война. — он был серьезен — А для коммерческих дел есть помощники.
— Понятно. — я кивнул.
Сели за стол.
Налили. Я поднял стопку с водкой.
— Не против веры? А то, может, не стоит тебе. Чтобы потом не мучаться?
— В Коране нельзя пить вино. Так мы его и не пьем. — он усмехнулся — Все вы христиане печетесь, чтобы муслимы не нарушили Коран, а сами нарушаете. Отчего так?
— Мы люди вежливые и не хотим, чтобы наши друзья испытывали дискомфорт.
— Мы взрослые люди, поэтому оставим каждому свои грехи. Я же вас не испытываю, отчего вы нарушаете заповеди Христовы, типа "Не убий!"
— А я — православный. Я Родину защищаю. Хотя, говорят, что всех кто с войны возвращался семь лет в церковь не допускали. Это же касалось и Александра Невского. Его причислили к лику святых. Я, хоть и крещенный, да, как-то длительная служба в армии накладывает определенный отпечаток. Поэтому никаких угрызений совести не испытываю. Тем более, что с первых дней в училище нас приучали, что должны сделать пуск ракет, тем самым уничтожить несколько городов, в которых проживает несколько миллионов человек. Давай выпьем, а то водка греется.
— Давай.
Мы чокнулись
— За Победу!
Выпили. Водка хорошая, мягкая. Не торопясь, стали закусывать. Я без стеснения стал уплетать черную икру. Пожалуй, ее я ел лет пятнадцать назад. Чтобы удобнее было ее кушать, пододвинул ее поближе к себе. К черту этикеты и манерность.
Потом продолжили разговор о морали.
— Так, Николай Владимирович, понимаешь в чем заключается суть проблемы. Ты когда делаешь пуск ракеты, во-первых ты его делаешь не один, а много людей. Очень много. Не знаю вашей специфики, но, думаю, что по всей стране, от доклада до принятия решения и самого старта, полагаю, человек сто. И здесь ты вроде как лишь маленький винтик в огромном механизме. И если ты даже в силу каких-то причин выбыл из строя, объективных, субъективных, морально-этических, то тебя заменят. Пусть даже ты и не винтик, а огромный болт, но тебя можно заменить. После того как ракету запустили, извини, если я неправильно выражаюсь, то ее можно взорвать в полете. Она летит, думаю примерно полчаса, это много. За это время можно напиться, женщина способна родить здорового ребенка. Пообедать плотно, много что можно сделать за полчаса. Ракету может подорвать, сбить противник. Ее можно перенаправить на другой объект. От тебя, там мало что зависит. А тут иной бой. Ты видишь противника. И твои люди, и сам ты воюешь, ты не можешь уже изменить полет пули, гранаты, мины. И того, в кого стрелял ты и твои люди, лежат в нескольких десятках метров от тебя, ты видишь, что сделал ты сам или по твоей команде. Как тебе от этого?
— Извини, не понял вопроса. — я снова начал наливать водку по стопкам.
— Тебя комплексы, мысль от того, что нарушаешь заповеди, ее мучают?
— Нет, Рашид Асланович, не мучают и не терзают. Это должно мучить тех, кто сомневается в правоте своих поступков. А я считаю, что делаю правое дело. Вот когда был сбор всех командиров, то пленный Дробин меня тоже пытал, а может я не прав, что мешаю людям жить.
— А ты, что?
— Считал и считаю, что Родину освобождаю от всей нечисти. А тебя комплексы мучают?
— Знаешь, я много думал. Вот, когда была прежняя власть, я совершенно искренне считал, что нужно строить халифат по вере. А когда начали строить, оказалось, что он ни я, ни мой народ, ни те, кто со мной по одной вере не нужны. И получается, что открыто я не сражался с тобой, Николай Владимирович, а сейчас мы с тобой в одних окопах. От этого мне как-то неуютно.
Мы выпили, не спеша, закусили.
— Неуютно, отчего тебе? От того, что сейчас сражаешься с единоверцами, пусть и ваххабитами, но единоверцами, с которыми ты делал одно дело. Или потому что ты сейчас со мной в одних окопах. Несколько лет назад, ты искренне желал мне и моим товарищам смерти. Так отчего тебе так неуютно? А?
— Оттого, что мы сейчас с тобой пьем водку. Где гарантия, что завтра ты не повернешь против нас оружие. Вот, что терзает меня, Николай Владимирович.
— А где гарантия от того, что не станешь против нас воевать, Рашид Асланович? Единоверцы скажут, мол, ладно, будем строить иной халифат и все такое, а?
— Гарантия то, что я уже замаран кровью. Кровью тех, кто пришел меня убить.
— Это самооборона. И всегда можно сказать, что те, кто приходил — фанатики-одиночки. И правильно сделал, что убил, мы бы сами их убили, но ты опередил. А кровь неверных, тех же американцев тебе в зачет не пойдет. Подумаешь, убил несколько десятков пиндосов. Нам их не жалко. Они лишь всего лишь средство для достижения большой цели — построения нового государства, нового порядка, новой общности. ты, прямо будешь героем. Кажется, у вас нет святых, великомучеников, но по многим канонам ты попадаешь в их число. так, что ты сам подумай о гарантии, что не повернешь оружие против меня и иных моих товарищей по борьбе.