Война в России и Сибири
Шрифт:
Речь своего командира с призывом к доблести наши пятьдесят человек внимательно выслушали, время от времени автоматически роняя: «Ясное дело!» «Само собой!» с совершенно безразличными лицами. Я видел, что им хочется поскорей покончить с этой формальностью и приняться за дело. Они отважны каждый сам по себе, свободны от коллективного хмеля, и это показалось мне необыкновенно трогательным.
И вот разведка. Пурин и я скачем первыми, за нами пятьдесят наших людей, часть из них замаскирована в белое. Мы едем по дороге, которая ведет от деревни к другим деревням и хуторам. Дорога скользкая, но без дороги провалишься в снег.
Солдаты следуют за нами длинной цепочкой, молча, но весело. Обернувшись, я вижу,
Сейчас 9 часов вечера. Мне кажется, что мы отправились прогуляться в царство теней. Снег светится слабым светом, и в этом туманном свете появляются черные пятна. Нам кажется: галлюцинация, и вдруг тени вырастают перед нами.
Оказалось, наши кавалеристы. Они, молча, нас приветствуют. Видно, что устали. Потом вдруг со снега поднимается человек, он один и кажется таким маленьким в этой необозримости. Он едва отвечает на наши вопросы, и нам приходится спешиться. Он получил рану в бок и тащится один по глубокому снегу.
А вот и справа и слева послышались выстрелы, и непонятно, близко стреляют или далеко. Чуть дальше появляются тени всадников, они направляются к нам, но внезапно меняют направление. Их слишком мало, чтобы справиться с нами. Мы приближаемся к домам, внимание обостряется, и мы забываем о далеких всадниках, скорее всего неприятельских.
Среди голых деревьев первого хутора мы видим привязанных лошадей и неподвижно стоящих людей с ружьями в руках. Узнаем: это казаки.
Такое повторится еще не раз. Вдруг из черного пятна дома появляются черные фигуры. Хриплый голос нас окликает. Мы видим направленные в нашу сторону штыки. Но тени удаляются и сливаются с темнотой.
Наконец мы добираемся до пункта нашего назначения, куда уже раньше отправили пятерых человек. Устраиваемся за стогом сена, чтобы немного передохнуть, стог защищает нас от ледяного ветра, который задул с неожиданной силой.
Цель нашей вылазки – овладеть хутором, который, по слухам, заняли австрийцы и немцы, а потом узнать побольше о позициях неприятеля.
Несколько недель тому назад наши войска заняли окопы неподалеку от этого пункта. И оказались под обстрелом австрийских гаубиц. Бессмысленно и бесполезно потеряли много солдат на этой голой равнине. Но рано или поздно мы с нее сдвинемся.
Неприятель окопался на нашем берегу на много километров южнее и севернее нашего хутора. Он постоянно переправляется через Стрыпу возле деревни Богатковичи [101] . Мы знали, что его основные позиции находятся на противоположном берегу, но не знали, укрепился ли он так же основательно и на этом. Его позиции представляли собой полумесяц, чьи рога приближались к нашим постам. Этим вечером мы находились в центре полумесяца.
Перед нами до быстрых вод Стрыпы простиралась необозримая равнина, таинственная и полная опасностей. Для начала мы отправили вперед два отряда по пятнадцать человек, чтобы выяснить, что там есть в этой темноте, на этой неведомой земле. Нам бы не хотелось атаки с тыла, когда мы двинемся к хутору, занятому неприятелем. Первый отряд в белых балахонах очень скоро с кем-то столкнулся. Мы услышали лошадиное ржанье, потом выстрелы и, очевидно, разрывы ручных гранат.
101
Ныне деревня Богатковичи находится в Золотниковском районе Тернопольской области Украины.
Вернувшись, наши люди сообщили, что они нарвались на засаду и обнаружили неприятельский кавалерийский отряд. Брошенные гранаты, похоже, были мало полезны. Но им показалось, что кто-то из всадников был задет. Всадники мгновенно изменили направление и ускакали в сторону Богатковичей.
Слушая это донесение, мы вдруг
Мы с Пуриным и четверо солдат остались стоять на дороге. Остальные укрылись в кустах, устроив засаду. Потянулись напряженные минуты. Наконец мы смогли рассмотреть, кто к нам приближался. Наши. Они вернулись с другой стороны.
Пока мы имели дело только с самими собой, воевали внутри себя. Я давно заметил, что переходы от страха к успокоению, от напряжения нервов к расслабленности усиливают нетерпение. Солдаты начали нервничать, по их движениям я видел, что они возбуждены. Они резко вскидывали голову, глаза загорались гневом и отвагой. Я обратил на это внимание моего друга.
– Да, – согласился он, – они в нетерпении, им хочется покончить с этим делом.
Теперь нам предстояло брать хутор. Нам донесли, что он занят вражеским отрядом, который может отрезать нам путь к отступлению.
Мы уже не могли двигаться под прикрытием лесной темноты. Ветер мало-помалу разогнал туман. Слабый свет на небе с несколькими звездочками обещал появление луны, а мы, маленький отряд посреди бескрайней снежной равнины, осторожно и трудно продвигались вперед.
Когда мы выехали, солдаты спокойно ехали за нами длинной цепочкой. Но теперь они чуяли опасность, им не терпелось броситься вперед, разорвать цепочку. Вкус к риску, опасность будоражили их, им хотелось обогнать нас с Пуриным. Молодой офицер глухим властным голосом приказал им вернуться, но они плохо слушались. Русские солдаты неимоверно упрямы, если ими овладела страсть. Под их медлительностью, добродушием, флегмой кроется натянутая струной душа. Сейчас они кротки, как агнец из Писания, и вдруг – повернулся какой-то рычаг: вспыхнуло чувство, заиграло воображение, возникло ощущение, и весь механизм пришел в действие – они стали ясновидящими и слепыми, яростными и решительными.
Довольно долго мы ехали, чувствуя лихорадочную тревогу: мы были мишенью, стреляя по которой, нельзя промахнуться. На хуторе к нашему удивлению царила тишина. Мы толкнули дверь. В усадьбе ни души. Но все говорит о том, что совсем недавно тут были люди.
Разочарованные, усталые, озябшие, мы вернулись в домишко, который наметили себе как базу, собираясь обогреться и передохнуть. Несколько казаков, оккупационный отряд, сидели, держа винтовки между колен, вокруг поставленной на хромой стул дымящей свечки, не обращая никакого внимания на обитателей дома, подремывая или перешептываясь между собой. На большой кровати в углу спала или делала вид, что спит довольно молодая женщина с двумя детьми. Вся эта троица с переплетенными руками, сильными женскими и слабыми детскими, невольно трогала. На коврике у постели лежала собака, она то и дело поднимала голову и окидывала гостей тревожным и грозным взглядом. Муж устроился на печке. Он по-русски ответил на вопросы Пурина и теперь старался улечься поудобнее на беленых кирпичах, чтобы все-таки поспать, что не всегда удавалось в эти долгие зимние ночи.
Равнина освободилась. Туман рассеялся. Луна поднялась над горизонтом и обозначила причудливыми тенями все неровности почвы. Наши серые шинели смотрелись темными пятнами на бескрайней снежной белизне.
Нам предстоял путь к реке. Очень скоро мы добрались до наших окопов первой линии, которые мы оставили. Австрийские снаряды сильно повредили их волнистый контур.
Фортификации, испорченные ямами, горами песка, торчащими бревнами разбитых укрытий напомнили нам о мучительных буднях наших солдат, которые неделями сидели под нескончаемыми бомбардировками тяжелыми снарядами, а неприятель математически точно и методично долбил по этим мишеням, лежащим перед ним, как на ладони.