Война за "Асгард"
Шрифт:
— Идзуми вовремя вскинул руку с зажатой в ней дубинкой-джитте, и удар пришелся по локтевому сгибу. Руку мгновенно парализовало до плеча, и если бы не короткая кожаная петля, которую он предусмотрительно надел себе на запястье, дубинка обязательно выпала бы из ослабевших пальцев. Танака ушел на три шага назад, выставил перед собой бамбуковый меч. Теперь он защищался, а с одной действующей рукой это получалось не особенно удачно. Мастер Хосокава, правда, совершенно утратил интерес к схватке и не пытался атаковать — ходил из утла в угол невидимого квадрата, ворчал что-то себе под нос, пару раз широко зевнул… Трюки, все это старые как мир трюки, сказал себе Танака, он пытается сбить меня с толку, а когда я сам начну
Пустота, сказал он себе, вот что важно. Ударь своим духом, ударь своим телом, ударь сконцентрированной энергией из Пустоты. Дождись, пока вновь сможешь контролировать левую руку, и ударь всей своей мощью. Никаких намерений, просто движение. Пустота не предаст тебя. Она не позволит противнику прочесть тайные замыслы в твоих глазах — ведь никаких замыслов у тебя не будет. Пустота — твой козырь. Пришла пора ходить с козырей.
Хосокава дал ему возможность восстановить чувствительность левой руки, но, когда Танака бросился на него, стало ясно, что старик давно все просчитал. Он остановил нападение, прибегнув к технике “зеркало” — его клинок, словно приклеившись, повторял все движения меча доктора, гасил выпады Танаки, следуя за ним по пятам на расстоянии нескольких дюймов. В конце концов старик заставил Идзуми уйти в глухую оборону и обрушил на него шквал ударов, каждый из которых грозил переломить бамбуковый клинок пополам. Его дурацкая дощечка все время норовила заехать доктору по скуле, а когда Танака парировал выпады дубинкой, била его по пальцам.
Единственным преимуществом Танаки оставалась подвижность. Он прыгал по залу, словно молодая обезьяна, охваченная весенним безумием, надеясь измотать учителя и взять его измором. Проблема, однако, заключалась в том, что он никак не мог понять, действительно ли устал Хосокава. Несмотря на все жалобы, «картинные закатывания глаз и хриплое дыхание, старик, похоже, чувствовал себя очень бодро. Он не торопился и уж тем более не прыгал —• просто перемещался легким скользящим шагом, следуя за доктором по всему до-дзе, и его клинок ни разу не потерял контакта с мечом Танака более чем на пять секунд.
Уже через полминуты такого представления Танака ужасно вымотался и официально попросил учителя принять его капитуляцию.
— Измолотить бы тебя сучковатой палкой, — ворчливо отозвался Хосокава. — Подумать только, я потратил на тебя полтора года, а ты так ничему и не научился. Даже сам Миямото Муса-си не смог бы сделать из тебя фехтовальщика. Скажи, ты сам-то понимаешь, в чем твоя ошибка?
— Фехтуя с вами, сенсей, можно не допускать никаких ошибок, — ответил Танака, тяжело дыша. Он без особого удивления заметил, что от одышки и болей в пояснице, так мучивших Хосокава во время боя, не осталось и воспоминаний. — Все равно вы не даете своему противнику ни единого шанса.
— Хватит болтать ерунду, — рассердился учитель. — Я только и делал, что играл с тобой в поддавки. У тебя была прекрасная возможность напасть, когда меня едва не сморил сон после на редкость занудной атаки, которую ты, видимо, по ошибке принял за “огонь и камни”. Решение применить стратегию “никаких намерений, никаких замыслов” само по себе достойно похвалы, но оно катастрофически запоздало. Двадцать, а то и тридцать секунд ты бессмысленно кружил около меня, вместо того чтобы воспользоваться моей слабостью. Почему, спрашивается?
— Ваш удар парализовал мне руку. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
Хосокава скривился, словно проглотив паука.
— В настоящем
Танака сделал вид, что не расслышал прозвучавшей в словах старика насмешки.
— Боли я не боюсь, сенсей. Но когда мышцы отказываются повиноваться — это совсем другое дело. Страшное ощущение. Мне тяжело представить, что бы я чувствовал, если бы не мог пошевелиться.
— Чувствовал бы себя кучкой овечьего помета, — предположил мастер Хосокава. — Что, впрочем, не так далеко от истины. Ты уже десять минут морочишь мне голову глупыми жалобами и не хочешь признать очевидного — твоя главная ошибка в том, что сознание твое замутнено, словно пруд после дождя.
“А ваше сознание, разумеется, прозрачно как кристалл, сенсей”, — подумал Танака, но вслух этого не произнес.
— Я старался очистить свой дух, — сказал он. — Каждое утро я посвящаю медитации, вы же знаете.
— Ты можешь посвящать утро чему угодно, — безжалостно перебил его Хосокава. — Это тебе не помогает. Ты обуреваем страстями, как бы тебе ни хотелось доказать окружающим обратное. Именно поэтому твое тело реагирует на удар по нервному узлу, а твой дух боится неподвижности. Мир слишком сильно держит тебя, а ты не делаешь ничего, чтобы освободиться от его хватки. По совести говоря, ты заслужил хорошую трепку. Мне стыдно получать деньги за обучение столь нерадивого, глупого, изнеженного ученика.
Мастер Хосокава официально числился в списках персонала базы “Асгард” как инструктор по физической подготовке. Основным его занятием были тренировки в до-дзе, а единственным учеником — доктор Танака. Два года назад генерал Эндрю Гордон по кличке Звездный Перец грозился съесть свои эполеты в тот день, когда “эта желтомазая обезьяна” перешагнет порог базы. Он и самого Танаку за глаза называл “узкоглазым” и “япош-кой”, что ж говорить о каком-то никому не известном старике с Окинавы. Танака тогда связался с людьми в Хьюстоне, делавшими ему тот самый заказ, объяснил ситуацию, попросил разобраться. Звездного Перца вызвали в столицу Федерации, где два дня объясняли специфику кадровой политики в зоне Ближнего периметра. Командор “Асгарда” вернулся на базу присмиревший и вроде бы даже чем-то напутанный; впрочем, Танака мог догадаться, что из увиденного в Хьюстоне произвело на него такое впечатление. Эполеты свои он так и не съел, но документ о принятии в штат базы дипломированного специалиста, обладателя йо-дана, Хосокава Огасавара, гражданина Корпоративной Японской Империи, подписал без звука. Так Танака приобрел наставника, друга и постоянного спарринг-партнера, а в его лице еще и канал связи с людьми, ежемесячно переводившими крупные суммы на номерные счета доктора в Люксембурге и Вене. О том, какие отношения связывали старого учителя с этими страшноватыми личностями, можно было только гадать.
Танака склонялся к мысли, что кое-кто из боссов “Байотек-Корп” также происходил из старинных окинавских кланов.
Так или иначе, именно мастер Хосокава передавал ему информацию о том, сколько ящиков с генетическим материалом должны покинуть пределы лаборатории до конца недели, какой маркировкой обозначен особый груз и кому из появляющихся на пороге лаборатории вольнопоселенцев можно поручать решение некоторых деликатных вопросов. Танака не раз думал о том, каким мудрым оказался выбор неизвестных ему стратегов ВТК. Мастеру Хосокава он мог доверять беспредельно: такие люди не предают, они либо служат до последнего вздоха, либо убивают. Никакой корысти, никаких следов суетных желаний иллюзорного мира. Миссия связного между Танакой и людьми из “Байотек-Корп” воспринималась им как некая разновидность долга самурая по отношению к сюзерену — иногда доктору становилось очень любопытно, что это за сюзерен, но задать такой вопрос он, разумеется, не смел.