Воздаяние храбрости
Шрифт:
Новицкий смотрел на трофейное оружие, разглядывал крепостные укрепления и поражался, как легко, сравнительно легко достался нам этот город. Взглядом военного человека, военного разведчика он охватывал главный вал, протянувшийся на несколько верст, четырнадцать бастионов по десятку орудий в каждом, куртины с парапетами, закрывавшими ружейных стрелков, и думал, что Карс, конечно, выглядит куда как мощнее, но и здесь, в Румелии, можно было при неудачном стечении обстоятельств положить народ тысячами.
Внутри стен Варна выглядела много лучше, чем Карс. Юсуф-паша вовремя прекратил бесполезное сопротивление, спас город и его жителей, хотя, возможно, запятнал свое имя, свою честь полководца. Тем не менее, груды неубранных тел так же валялись в узких улочках, на площадях. Живые уходили из крепости, оставляя победителям мертвых. Даже те, кого успели наскоро похоронить, выкидывали из-под тонкого слоя земли почерневшие конечности. Лошадь под Новицким шла осторожно, тщательно выбирая свободное место, куда можно поставить копыто мимо головы, ноги или руки. А всадник оглядывался по сторонам, морщась от трупного запаха, уже перебивавшего пороховой дым. Город казался изрядно потрепан бомбардировками. Там и здесь торчали полуразрушенные мечети, целые кварталы превратились в руины.
Так Новицкий доехал до цитадели и там совершенно нечаянно вдруг нашел Абдул-бека. Узнал его, правда, с трудом. Когда-то щеголеватый белад был завернут в лохмотья, еле прикрывавшие его исхудавшее тело. Оружия на нем уже не было никакого. Он сидел на груде щебня, бывшей, наверное, совсем недавно стеной богатого дома. На коленях Абдул-бек держал голову белого жеребца. Конь тоже исхудал до крайности, как и его хозяин. Ребра коня были словно обтянуты шкурой, будто бы присохшей к лощинкам между костями. На крутой шее зверя Новицкий увидел рану от пули. Дыра была заткнута грязной ватой, выдранной из-под подкладки бешмета хозяина, но кровь все равно просачивалась сквозь тампон и сбегала вниз узкой дорожкой.
Сергей спешился, взял в руку поводья, подошел к Абдул-беку и опустился на корточки. Белад взглянул на него, узнал, но остался равнодушно-спокоен.
– Будешь звать своих солдат, русский? Подожди, пока Белый умрет. Осталось уже недолго.
Новицкий поднялся, развязал седельную сакву [55] и высыпал в фуражку пару горстей овса, запасенного им для своей рыжей. Подошел к Белому и подсунул зерно жеребцу под морду. Тот уткнулся в фуражку и медленно, тяжело двигая челюстями, захрупал.
55
Мешок, который возили за седельной лукой.
– Ты хорошо сделал, – сказал Абдул-бек. – Пусть поест перед смертью. Я не смог кормить его до конца. Сначала делился своим, потом отдавал уже то, что должен был оставить себе. Сколько раз он уносил меня от врагов. Я надеялся, что мы вырвемся вдвоем и сейчас. Но последние дни он ходил только шагом. И когда капудан-паша приказал нам открыть ворота, я радовался в душе, что от моего Белого остался только костяк. Никто из ваших не захотел отнять его у меня. Да я бы и не отдал.
Он сделал паузу, и Новицкий подумал, что под остатками черкески или бешмета наверняка скрывается небольшой нож, опасный в руках разбойника почти так же, как и кинжал.
– Я отдал ружье, кинжал, саблю, – продолжал Абдул-бек, – и хотел идти дальше. Но тут вдруг кто-то выстрелил. Не знаю зачем – может быть, просто хотел разрядить ружье. Но Белый попятился и стал оседать на задние ноги. Если бы я видел, чья пуля попала в коня, он бы не пережил и двадцати ударов своего мохнатого сердца. Но вокруг было слишком много людей. Ты же знаешь, как это бывает, русский.
Новицкий кивнул безмолвно. Его слова были бы здесь совершенно лишними. И Абдул-бек замолчал. Так они сидели друг против друга еще около получаса, разделенные телом умирающего коня. Сидели и думали каждый о своем. А им было что вспомнить.
Новицкий отвлекся и только услышал, как коротко всхрапнул жеребец. Абдул-бек поднялся и бережно опустил мертвую конскую голову на острые камни.
– Я готов, русский. Зови же своих солдат.
Сергей тоже выпрямился.
– Я не буду звать солдат, Абдул-бек. То, что есть между нами, пусть и останется между нами. И я не так глуп, чтобы попытаться задержать тебя в одиночку. Уходи!
Абдул-бек не тратил зря времени. Он шагнул назад и еще несколько саженей прошел боком, сторожко косясь на Новицкого. Тот стоял прямо, опустив руки, стараясь держаться ровно. Потом вдруг вспомнил, что должен еще сказать абреку. Окликнул белада, и тот остановился, выставив плечо для защиты.
– Будь осторожен, Абдул-бек. Здесь Темир, брат Бетала и Мухетдина. Он знает, что ты в крепости, и ищет тебя.
Абдул-бек сделался очень серьезен.
– Мальчик вырос и стал мужчиной. У него хороший глаз, у Темира. Хороший глаз и твердая рука, так же как у его братьев. Жаль, что Элдар промахнулся тогда, в своем последнем бою [56] . Мне в самом деле лучше идти. Прощай!
Он повернулся и тут же растворился в толпе турецких солдат, бредущих к воротам крепости. Новицкий поднял фуражку, ссыпал остаток зерна в сакву, поднялся в седло и тоже поехал прочь…
56
См. роман «Время героев».
Глава девятая
В конце сентября ночами стало изрядно примораживать. Перед тем как отправиться осматривать лагерь, Валериан поддел под мундир вязаный шерстяной жилет. Обычно он ругал офицеров, когда замечал у них неформенные части костюма, считал, что все – и нижние чины, и унтер-, и обер-, и штаб-офицеры – должны одинаково чувствовать непогоду. Но в последние дни его особенно донимал кашель с мокротой, донимал до того, что порой он вдруг даже хватался за бок, чувствуя колотьё справа, чуть ниже ребер. И Василий настоял, чтобы генерал хотя бы ночью надевал теплое, угрожая, что в противном случае все отпишет княгине.
Ввиду такого демарша Валериан отступил и послушно позволял денщику застегивать и оглаживать тонкую, почти невесомую материю. И мундир даже с жилеткой сидел на нем совершенно свободно, может быть, еще от того, что за время приступа великого визиря Мадатов отощал изрядно и никак не мог откормиться.
Василий расправил мундир, осмотрел князя при тусклом свете оплывавшей свечи, остался доволен своей работой и подал хозяину бурку. Мадатов завязал привычным движением узел шнурка и вышел из балагана, где его уже ожидал конвой: двое молодых офицеров, которых он выбрал в качестве адъютантов, и десяток казаков.