Воздаяние
Шрифт:
– О Боже, - со вздохом ворчливо прервал епископа прокурор Монтинеро.
– Когда эти умники начинают говорить, перестаешь понимать, о чем их спрашивал...
Епископ окинул прокурора высокомерно-наглым взглядом.
– Дьявол есть, Лоренцо, - растолковал он Монтинеро, - он может явиться зримо, а может и привидеться больному воображению. Но если дьявол бьёт, он редко делает это своим лошадиным копытом, чаще - своей человечьей ногой, но может лягнуть и... чужой ногой.
– А, ну вот, это уже яснее, - обрадовался Монтинеро, - но как определить, привиделся погибшему дьявол или явился реально?
– И если речь идет о чужой ноге, - осторожно
Монсеньер епископ снизошёл до ответа, четко соблюдая субординацию.
– Ну, вообще-то, мессир Корсиньяно, не стоит предлагать дьяволу огниво. У него своего огня достаточно. Он может воспользоваться чем угодно. И трудно сказать, какая нога ему под руку подвернётся... Что до подлинности видений покойного мессира Монтичано, Лоренцо, - его преосвященство повернулся к прокурору, - отличить игру воображения от игрищ дьявола post factum и post humum, увы, уже невозможно. Как инквизитор, я мог бы, допросив его, различить эти явления, но сейчас...
– он с сожалением развёл руками, давая понять, что последний шанс упущен.
Альбино недоумённо слушал глумящегося над правосудием монсеньора епископа, при этом, осторожно поднимая голову, наблюдал за Фабио Марескотти. Сегодня его ничто не возмущало и не бесило, он никому не возражал, что до кривляний Квирини, то он, казалось, их вовсе и не слушал. Альбино понимал, что творится в душе этого человека. Мессир Фабио не мог и не хотел показать свой испуг, что уже четвертую неделю сковывал его внутренности, но страх этот проступал в появившейся робкой осторожности движений, загнанности взгляда и порой читавшемся в нём потаённом ужасе. Марескотти озирался, как обложенный охотниками затравленный волк, боязнь которого была тем сильнее, что он не видел и не чувствовал подкрадывавшейся к нему беды, не ощущал угрозы, меж тем как та, подобно арбалетной стреле, била прицельно и ещё ни разу не дала промаха.
Дни мессира Марескотти стали кошмаром, ночи - жутью.
Пандольфо Петруччи, выслушав епископа, вздохнул, и приказал подеста продолжить расследование, сам же направился, как понял Альбино, в обеденную залу, и вскоре в библиотеке не осталось никого, кроме писцов и переводчиков. Монах уединился за своим столом и задумался над услышанным. То, что Баркальи ничего не упомянул в разговоре с подеста о поручении, которое было дано Монтичано Марескотти, могло объясняться как забывчивостью, так и тем, что Баркальи не придал этому разговору с братом особого значения. Намеренно ли он скрыл это? Альбино подумал, что нет. В памяти Филиппо этот эпизод мог запечатлеться только как свидетельство страха мессира Фабио, и афишировать его он бы не стал, - хотя бы потому, что был и сам испуган не меньше. К тому же это могло скомпрометировать лишний раз и мессира Марескотти, выдав имевшиеся у него намерения, а мессир Баркальи не стремился заводить лишних врагов. Но приходил ли перед смертью Монтичано в дом Фантони? Это можно было бы узнать у Лауры Моско или у монны Анны, но зачем? Допустим, приходил, не застал Фантони и решил пока сходить к источнику. Почему нет? Но всё это ничего не объясняло.
Однако если до сих пор Альбино по большей части был уверен в том, что кару негодяев вершит меч Господа, сегодняшние странные слова Баркальи изменили это мнение. Монах подумал, что Филиппо подлинно поразили признания Монтинеро о явлении ему дьявола. Но насколько можно было верить этому признанию Монтичано? Был ли дьявол-то?
Слова монсеньора епископа Гаэтано о дьяволе, при всей неприязни к нему Альбино, были верны и каноничны. И его преосвященство четко сформулировал все возможные варианты: "если дьявол бьёт, он редко делает это своим лошадиным копытом, чаще - своей человечьей ногой, но может лягнуть и... чужой ногой". Но странным было именно то, что человеческих следов рядом с погибшими не было. Не было и следов копыт. По сути ничего не было.
Но если епископ прав, что дьявол "не есть", тогда само отсутствие следов говорило именно о присутствии нечистого.
Глава ХIII. Стези Рока.
После того, как он был отпущен мессиром Арминелли, Альбино направился к палаццо Пикколомини и застал мессира Тонди покидавшим библиотеку вместе с неизменным Бариле. Он сообщил архивариусу последние новости, и тот безмятежно кивнул.
– Хорошо, что мы успели убраться оттуда, - спокойно сказал мессир Камилло, - я сегодня нигде не гулял, похоже, куда ни выйди - напорешься на труп. Это не радует: нам с Бочонком нужно прогуливаться перед сном.
– А вы верите рассказу мессира Баркальи о дьяволе?
На высоком челе мессира Тонди, усугубленном к тому же лысиной, не отразилось ровным счетом ничего.
– Епископ прав, - идиллически отозвался он, - либо это был дьявол, либо - бред больного воображения несчастного мессира Монтичано. Мессир Никколо не был человеком праведным, смерти его друзей наверняка поразили его нездоровое воображение, возможно, он ощутил некое раскаяние и укоры совести, а, возможно, просто был испуган. Дьявол часто мерещится грешным людям, насмехаясь, укоряя их в грехах и угрожая адом. Но, если вдуматься, сегодня это уже не имеет никакого значения, его преосвященство-то прав.
Кот Бариле мяукнул на руках архивариуса, точно подтверждая эту мысль.
Альбино вздохнул и направился домой.
– ...Свеча моя, твой пламень быстротечный -
Подспорье мне, дабы мой ум постиг
Те знания, что из груды мудрых книг
Дано извлечь в пытливости извечной.
Чтоб мог я жизни краткой этой суть
уразуметь в свой срок недолговечный,-
Смысл самый неземной и человечный,
Что обретет от сердца к сердцу путь.
Фитиль чадящий - образ жизни бренной,-
Во тьме потух, но мне, сквозь смертный мрак,
Неугасимый свет, как вечной жизни знак,
Сияет в небесах красой нетленной....
Франческо Фантони, положив ноги на стол и глядя на пламя почти истаявшей свечи, напевал по возвращении Альбино эту незамысловатую песенку и ни о чём его не спросил, однако благожелательно выслушал рассказ монаха о расследовании гибели мессира Монтичано и с особым интересом отнёсся к известию о следах дьявола в этом деле, полученных от Филиппо Баркальи.
– Стало быть, ничего не нашли и не найдут, - подытожил он рассказ Альбино.
– Где появляется враг рода человеческого, иных мерзавцев искать глупо. Мне жаль, мессир Кьяндарони, что наши с вами догадки о стезях божественной кары оказались ложными и речь всего-навсего о шутках нечистого. Это снижает пафос возмездия...
Альбино с укором глянул на пересмешника.
– Всё шутите?
Фантони изумленно вытаращил глаза.
– И не думал даже, - он почесал за ухом, зевнул и спросил, - так вам показалось, что мессир Марескотти перепуган?