Воздаяние
Шрифт:
Подеста разводил руками, но не улыбался. На лице мессира Корсиньяно застыло затаённое недоумение. Три последние смерти людей Марескотти - беспощадные своей неотвратимости - оставили у него только один вопрос: "Как он это делает?", ибо мессир Пасквале и мысли не допускал, что трое молодых боровов могли вот так запросто отдать Богу... ну, или черту, душу. Более того, он, учитывая все обстоятельства, выстроил в ряд цепочку всех смертей людей Марескотти и рассмотрел каждую из них, исходя из предположения, что ни одна из оных кончин не была случайной.
– Антонио Турамини. Заброшенное поле возле Поджибонси, весь изувечен, череп расколот пополам, лицо разбито о камни. Джулио Миньявелли найден с поломанной шеей у парадного входа своей виллы. Упал же с верхней ступени мраморной лестницы, лицо разбито вдрызг. Микеле Ланди просто пропал на болотах, зацепиться тут не за что. Пьетро Грифоли вытащен из колодца с поломанной шеей. Карло Донати гибнет над выгребной ямой от остановки сердца, Никколо Монтичано сидит мёртвым у Фонте Бранда, Паоло Сильвестри лежит в тупике возле Сан-Вирджилио, и он тоже мертвее кованой подковы.
Прокурор, который только что вернулся из мертвецкой, сидел у окна в подестате, закусывал кусками грибной лазаньи и кивал на каждое слово начальника. Наконец, дожевав последний кусок и запив его кувшинчиком молока, Монтинеро заметил: "Всё верно"
– Сходство прослеживается в трёх последних случаях, - продолжил Корсиньяно, - но не исключено, что и первые четыре являют ту же картину смерти, просто мы не имели возможности заметить это из-за явных травм жертв, тем более что эти смерти были сочтены случайными.
Прокурор снова кивнул
– И это верно.
– Если предположить, что они тоже погибли от остановки сердца, что из этого следует?
– Что существует убийца и он ловок, как чёрт, ваша милость, - ответил Монтинеро, - ибо полагать, что мессир Фабио специально отобрал себе в охрану людей с плохим здоровьем, склонных умирать от сердечных приступов, - это чересчур фантастично.
– Правильно. Следовательно, убийца существует...
Лоренцо Монтинеро залез пальцами в густые космы черных, с утра нечесаных волос, ибо ночевал в подестате, откинул волосы назад и кивнул.
– Мы это и предполагали, просто не склонны были рыть землю для Марескотти.
– Ну, а любопытства ради, кого бы ты заподозрил?
– Вы прямо как мессир Венафро...
– усмехнулся прокурор, но тут же вернулся к сути вопроса, - это либо слуга, которого никто не замечает, либо тот, на кого и помыслить невозможно, вроде того же Венафро или Арминелли, - зевнул прокурор.
– В любом случае, нужно...
– он потянулся, разминая затекшую шею.
– Нужно?
– вопросительно повторил подеста.
– Нужно сидеть тихо и не мешать ему избавить нас от Марескотти, - спокойно обронил Монтинеро, встретившись взглядом с подеста.
– Это наш город и мы должны быть в нём хозяевами. А когда наглая тварь вообразила себя царем и Богом и считает себя неподсудной, - за это по рукам давать надо. Нам с гарнизонными,
– Это всё понятно...
– подеста почесал кончик носа и прищурился, - но такого ловкача, как этот...
Монтинеро поднял глаза на Корсиньяно. Тот пожевал губами и проронил:
– Такого нам... и в штате иметь не помешало бы.
– Да, он ловкач.
– Я не прочь был бы с ним познакомиться.
– Я тоже, - согласился прокурор, - и это вполне возможно. Убить шавок Марескотти - полдела. Он, естественно, должен уничтожить и Фабио - иначе и затеваться не стоило бы.
– Думаешь, установить наблюдение за палаццо Марескотти?
– Не думаю, с чего бы это мне так думать?
– хладнокровно ответил Монтинеро.
– Познакомиться с убийцей, конечно, интересно, но куда интереснее и важнее похоронить нашего дорогого Фабио. Наблюдение же может либо спугнуть убийцу, либо, что и того хуже, помешать ему. Убийство Фабио Марескотти будет громким делом, следов и улик будет немало - по ним и вычислим проныру. Сейчас же нужно помочь ему, а не мешать. Жар удобнее всего загребать чужими руками. Обстановочка-то меняется, вы заметили?
– В смысле?
– не понял подеста.
– Чезаре уже не опасен... Гарнизон городу скоро может стать обузой, - многозначительно проговорил Лоренцо Монтинеро, - мы дождались. Он застрянет между Сциллой и Харибдой. Либо наш дорогой Фабио падет жертвой ловкача-убийцы, либо... от него избавится хозяин города. Наша задача - устроить так, чтобы мессир Марескотти мог бы выбирать только одну из этих двух возможностей.
– Ты полагаешь, с Борджа покончено?
Монтинеро пожал плечами.
– Дни его сочтены, папашу ему всё равно не воскресить. Папа Юлий мне кажется человеком, привыкшим добиваться своего, а он хочет уничтожить Чезаре.
– Прокурор помолчал и твёрдо произнёс, - я поговорю с Квирини. Надо завести часы. Пусть тикают.
Подеста кивнул.
– Это разумно. Но скажи Гаэтано, чтобы он не слишком усердствовал. Опасно перегибать палку.
– Говорить такое его преосвященству излишне, он вполне разумен и умеет лить яд в чужие уши.
– А ты не мог бы все же поразмыслить на досуге об этом ловкаче?
– На досуге - мог бы, - кивнул Монтинеро, - и поразмыслю. Только сомневаюсь, что до смерти мессира Фабио у меня будет досуг.
Подеста смерил его взглядом, но ничего не сказал. Зато Монтинеро неожиданно спросил:
– Вы как-то обронили, что хотели бы пристроить дочерей. Сколько дадите за Катариной? Мне говорили - шестьсот дукатов?
Корсиньяно смерил его долгим взглядом.
– В зятья набиваешься? Так я, сам знаешь, из казны не ворую. Больше шестисот не наскребу. Но я видел, как ты вокруг моей девки вертишься и спросил о тебе. Говорит, не по душе ты ей, хоть и в толк не возьму, почему.
Прокурор пренебрежительно отмахнулся.
– Девичьи слова - мыльные пузыри.
Подеста развёл руками.