Воздушная гавань
Шрифт:
— Что-то подсказывает мне, — процедил аврорианец, — что ты не останешься в стороне, когда я буду уходить с девчонкой.
— Это будет зависеть от обстоятельств, — кивнул Бенедикт.
— От каких же?
— От того, что случится с нею потом, — пояснил он. — Обращайтесь с нею уважительно и освободите, не навредив. Если так, все мы останемся просто солдатами враждующих сторон.
— А иначе?
Бенедикт помолчал, прежде чем ответить:
— Тогда это личное.
Бриджет, лишенная на протяжении всей их беседы способности дышать, постучала согнутыми пальцами одной руки по стальному капкану рук Чириако — подала знак ослабить захват: в точности так же, как сделала бы во время тренировок с Бенедиктом.
— М-м-м? — вздрогнул Чириако. — Ах да.
Пальцы его немного разжались, и Бриджет сумела наконец набрать полную грудь воздуха. Это дало ей возможность едва ощутимо шевельнуться.
И тогда — так тихо, что девушка почти решила, что ей показалось, — Чириако издал краткий стон боли.
Бриджет замерла, впитывая этот звук. Все верно, один из энергетических выстрелов пришелся аврорианцу в плечо. Она могла почувствовать смрад опаленной ткани и, вероятно, обугленной плоти. Должно быть, рана была достаточно серьезной, раз десантник не решился на открытую схватку с Бенедиктом. Если хорошенько подумать, сковавший ее захват Чириако тоже едва ли был так уж надежен. Несколько недель тренировки не сделали ее мастером, но Бриджет прекрасно понимала, что аврорианец с легкостью мог бы удерживать ее на месте правой рукой, держа наготове левую в боевой перчатке. Вместо этого левая рука Чириако была обернута вокруг ее туловища — и не особенно крепко при этом.
Почему же? Очевидно, просто потому, что он не мог иначе. Вполне вероятно, он вообще не смог бы поднять руку, если б и захотел. Это объяснило бы, почему Чириако не дает ей расправить плечи. Левая рука аврорианца, возможно, далеко не так сильна, как он пытается ей внушить, — а сама Бриджет достаточно высока, чтобы, выпрямившись, ослабить хватку на своем горле. Другое дело, что пальцы правой руки Чириако тисками впились ей в трахею и могли справиться с задачей мгновенного убийства — и были вполне убедительны, предостерегая от попыток оценить силу левой руки.
Девушка поняла, что у нее еще сохранились шансы на спасение. Хотя сейчас все зависело от решимости Чириако. Так ли уж он готов убить ее?
— Альбионец, — заговорил Чириако, — ты ничуть меня не испугал. Не обманывайся.
— Если не боишься, отпусти девушку, — сказал Бенедикт.
— Я бесстрашен, — сухо ответил ему Чириако, — но я не глуп. И каким бы разумным выходом ни казалось ее предложение, я отказываюсь. Этого не случится.
Бриджет вновь скосила глаза.
— Да почему же?
— Потому что я преданный сын Авроры, — объяснил Чириако. — И у меня есть долг перед моей родиной. Я исполню свой долг или умру.
Чуть погодя он заговорил снова, уже мягче:
— Имейте в виду, мисс, чем бы дело ни кончилось… Захвати мы вас, и я выпустил бы кишки любому, кому вздумалось бы тронуть вас хоть пальцем. Сложись обстоятельства не в вашу пользу, я подарил бы вам чистую и быструю смерть.
— Проще говоря, вы не насильник, — заметила Бриджет. — Но вы убийца.
— В самую точку, мисс, — подтвердил Чириако.
Тон сказанного был совершенно искренним, — что убеждало отложить любые попытки воспользоваться слабостью раненого аврорианца на самый последний, отчаянный момент. Спину опять закололо, и Бриджет начала опасаться, что этот момент быстро приближается.
Обе противостоящие группы еще какое-то время смотрели друг на друга молча, в напряженной давящей тишине. Нарушил ее протяжный кошачий клич, отозвавшийся в темном туннеле зловещим эхом.
— Мышонок! — воззвал Роуль. — Помощь близка.
Встрепенувшись, Чириако принялся всматриваться во тьму, словно пытался нашарить взглядом источник звука, но даже отменное зрение боерожденного не позволяло хоть что-то различить в черноте за пределами относительно узкого, но хоть как-то освещенного кольца вокруг них.
— Возможно, это последняя возможность уступить, сержант, — сказала ему Бриджет. — Уходите сейчас.
В груди Чириако что-то глухо заворчало.
— Кошки — злобные мелкие твари, но и им меня не испугать, мисс.
Несколько других аврорианцев тихо обменялись парой отрывистых слов на языке родного Копья, но умолкли, стоило Чириако повторить недавно прозвучавший приказ. Затем глаза его округлились, и он рявкнул новое распоряжение. Аврорианцы обменялись быстрыми взглядами, но опустили свои перчатки и стали пятиться, отступая в ту же сторону, откуда явились.
— Вы пойдете со мною, мисс, — тихо произнес Чириако. — Альбионец! Да, ты, отойди к своей подружке на полу. Мы уходим.
Бенедикт прищурил глаза, но затем его ноздри раздулись, и он кивнул, словно бы понял что-то. Шаг за шагом, медленно он отошел туда, где лежала Гвен.
— Вспомни, — сказал он Бриджет, — наш первый урок.
Бриджет захлопала веками.
Первым, что ей предстояло освоить, как часто повторял Бенедикт прежде, чем перейти к практическим занятиям, было падение. Падать нужно правильно.
Ну, еще бы… Только первый урок заключался в другом, верно ведь?
Это выглядело чистым самоубийством, но… Вероятно, в подобных вопросах суждение Бенедикта окажется весомей ее собственного. Поэтому, хотя сердце ее забилось от внезапно нахлынувшего, тряского ужаса, Бриджет пришла в движение. Уперев ноги в пол, она вцепилась обеими руками в правое запястье Чириако, одновременно со всею силой склоняясь вперед — как сделала бы, швыряя вперед висящий на спине тюк мяса.
Очень быстро, одно за другим, произошло несколько важных событий.
Во-первых, на ее шее сомкнулось какое-то подобие пышущего жаром воротника. Чириако не был новичком в рукопашном бою; вместо того чтобы оказаться брошенным через плечо девушки, он сделал два быстрых, плавных шага, выбежав из-за нее, и в результате оторвался от плит пола всего на несколько дюймов.
Едва приняв на расставленные ноги вес двух человек — и аврорианца, и свой собственный, — Бриджет изо всех сил дернулась назад, спиной вбивая раненое плечо Чириако в копьекаменную стену. Тот издал короткий вопль изумления и боли, и мертвая хватка на ее горле наконец ослабла.