Возмездие
Шрифт:
Взяв меня за руку, он ведет меня в каюту. Ласкает, снимает с меня одежду, медленно и неж но, никуда не торопясь. Шепчет, что я красивая и замечательная, что я его загипнотизировала, и мы занимаемся любовью под плеск волн и крики чаек вдалеке.
Прежде чем заснуть в его объятиях, я понимаю, что снова могу дышать свободно. С тех пор, как я познакомилась с ним, больше не ощущаю под собой черную пропасть, когда просыпаюсь, нет прежней пустоты, чувства, что я нахожусь в вакууме.
Я люблю и любима,
Не знаю, каким образом СМИ разнюхали, что Симон мне изменяет. Может быть, проговорилась сама женщина или какая-нибудь ее подруга, тогда это не имело значения, а уж теперь и подавно. Одна деталь, которая стала известна только на суде — когда именно я сама это выяснила.
Я уже оделась для похорон мамы — черное облегающее платье, идеальная прическа, безукоризненный макияж. Симон, как всегда, задержался, он все еще стоял под душем, и я начала нервничать. Его телефон лежал на кровати, и как раз в тот момент, когда я собиралась посмотреть, сколько времени, она прислала ему сообщение.
Я открыла и прочла. Прочла всю их переписку. Другая женщина заставила моего мужа почувствовать то, что, как мне казалось, он ощущал со мной. Когда я, оторвавшись от мамы, возвращалась домой, чтобы поужинать с ним, когда я прижималась к нему в постели, когда он целовал меня перед сном — все это время он тосковал по ней. Ее он мечтал ласкать, с ней мечтал заняться любовью. Подгонял время, считал минуты до встречи. Ведь она его понимала. За секунду я почувствовала себя раздетой, опозоренной.
Мне стало нехорошо.
Он вышел из ванной с полотенцем на бедрах, тряхнул мокрыми кудрями, улыбнулся мне — мой Симон, такой родной, но уже чужой.
Поначалу он стал защищаться, обвиняя меня в том, что я сама его покинула. Все началось довольно невинно, когда заболела мама, но роман развивался по мере того, как она все больше требовала моего присутствия. Я просто ушам своим не верила. А я-то старалась, разрываясь между ними, неужели ему нисколько не стыдно?
Тогда он заплакал, умоляя меня. Он чувствовал себя одиноким, заброшенным. Осознал, какую ужасную ошибку совершил, раскаивался, я была для него всем.
Больше я не желала слушать.
Я была оглушена горем и шоком от предательства мужа. Высоко подняв голову, прошла мимо толпы журналистов у церкви Густава Васы, вошла внутрь и продолжила путь вдоль скамеек, где собралось больше тысячи людей, желающих проститься с Кэти. Заняла место в первом ряду, а Симон шел позади меня, опустив голову.
Целое море цветов, венков и букетов окружало гроб мамы. Его украшение, которое я заказала, было желтое — любимый цвет мамы. Ей нравились все цветы, но в особенности желтые. Розы, тюльпаны или гер-беры — не важно, она любила даже одуванчики, росшие повсюду вокруг нашей дачи.
— Надо всегда приносить в дом желтые цветы, это как внести пучок солнца, — говорила она с лучезарной улыбкой. Та же знаменитая улыбка, что и на фотографии, стоящей рядом с гробом.
Органная музыка, песни в исполнении певцов, сменявших друг друга, слова пастора о том, какой след оставила мама и как весь народ оплакивает ее уход. Швеция безвременно потеряла свою самую яркую певицу. Но она была не только выдающейся артисткой, она была заботливой и любящей матерью, уважаемым
Впрочем, пустота — это слишком мягко сказано. Когда взрывается гигантская звезда, возникает черная дыра. Ее невозможно увидеть, она поглощает все вокруг себя, и даже свет не может из нее выбраться.
Именно это и произошло, когда умерла мама. А теперь меня еще и предал муж. Меня засосало в пустоту, я перестала существовать. Осталась одна в темноте, и никто этого не заметил. Ни камеры, направленные на меня, ни участники похорон на скамьях за спиной, ни Симон, стоящий рядом. Даже моя собственная сестра.
Всю церемонию я просидела с прямой спиной, не уронив ни слезинки.
Потом по этому поводу задавали много вопросов следователи. По мне невозможно было понять, что я только что пережила. Не похоже было, что я так сломлена неверностью Симона, как утверждала. Скорее, я выглядела холодной и суровой. Вероятно, уже тогда я решила убить мужа.
Но слезы пролились позднее, когда их никто не видел.
Когда тебя предает человек, которого любишь и которым дорожишь больше всего на свете, это само по себе убийственно. Но то, что об этом знает весь мир, ужасно унизительно. Когда после смерти Симона бомба взорвалась, СМИ обсасывали каждую подробность и раскрыли имя той женщины, с которой он мне изменял. Я увидела ее на фотографии в газете незадолго до того, как меня перевели в Бископсберг. Красивая, молодая, с округлыми формами и рыжими волосами до талии. Она была бэк-вокалисткой в его последнем сингле, а местом их страстных встреч называли студию звукозаписи. Публиковались их многочисленные совместные фотографии, снятые в самых разных местах, строились догадки, как долго муж водил за нос Солнечную девочку. Другая женщина пребывала в полном отчаянии, говорила, что он был для нее всем. Казалось, я читала о ком-то другом, хотя и прекрасно помнила, как все это было.
После похорон для меня наступило ужасное время. Я не могла есть, не могла спать. Казалось, я перестала существовать. Дни и ночи сливались воедино, когда я наводила порядок в маминой квартире, пытаясь справиться с горем. Чувствовала себя нежеланной, отвергнутой, одинокой. Замужняя женщина, ставшая непривлекательной для мужа. Я изводила себя, задаваясь вопросом, приводил ли Симон ее в нашу квартиру — совершали ли они все то, что он так подробно описывал в переписке, на нашей супружеской постели? В глубине души я думала, что он на такое не способен, но, по всей видимости, моя вера недорого стоит.
Помимо пары звонков, когда он был выпивши, Симон оставил меня тем летом в покое.
В августе я подала заявление на развод, и тут он снова принялся мне звонить. Однажды он явился на Карлаплан, протиснулся мимо меня в квартиру и заявил, что мы должны поговорить, что не можем так легкомысленно выбросить прочь нашу любовь и все, что нас связывает. Я ответила, что это он все выбросил и вел себя легкомысленно. Он стал нервничать, поскольку я не слушала его заверений о том, что он никогда в жизни не посмотрит на другую, если только я вернусь к нему. Он стал кричать, я закричала в ответ: