Возьмите нас в стаю
Шрифт:
Алексу это пришлось не по вкусу. Сам он был за формальности. Одежда — очень хороший повод дать людям понять, что они собрались тут не просто в море поплавать и фотоаппаратом пощелкать, а работать. Поэтому в своей команде он всегда настаивал, чтобы в море на каждом был неопреновый костюм с логотипом, даже на тех, кто не погружается, а в лаборатории — чтобы под халат надевали не шорты с футболкой, а хотя бы джинсы и рубашку.
Еще он считал непрофессиональным указывать начальству, поэтому тогда сказал Хонде «да, мэм» и понял, что зря вез с Земли
(Как оказалось позже, не зря: давая приемы в посольстве не для тлилилей, а для других инопланетян, Хонда настаивала на полном параде, вплоть до белого галстука).
Вот и сейчас она решительно правила катером в потрепанных штанах, закатанных до колена, босиком и в «матросской» футболке в синюю и белую полоску. Голова у нее была по-пиратски замотана белым платком.
Сам Алекс не мог заставить себя так небрежно одеваться на официальной миссии, поэтому был в своих полувыходных голубых брюках, снежно-белой рубашке и такой же шляпе. Правда, тоже без ботинок: он намеревался надеть туфли на суше.
День выдался действительно замечательный. Их катерок «Стремительный» бежал резво, почти не подскакивая на гребнях волн: поверхность Великого Океана была спокойна, как не всякий пруд. Под тонким водяным шелком разносились в сторону от лодки местные медузки и что-то вроде водяных червей — разноцветные и полупрозрачные (кстати, довольно вкусные).
— Прошу вас напомнить, чем этот писатель знаменит, — проговорил Алекс, придерживая шляпу и стараясь перекричать мотор. — Ваша записка была ужасающе короткой.
— Он правозащитник! — крикнула Хонда в ответ. — За права меньшинств.
— Каких?
— Гендерных!
— Я думал, у тлилилей один пол, — удивился Алекс.
— Вот именно, — подмигнула ему Хонда.
Берег показался скоро. Их «Дипломатический плот», как называла его Хонда, дрейфовал всего в нескольких милях от крупного плавучего острова; другие острова, те, которые не старались держать в определенном квадранте, иногда тоже подплывали близко. Как вот этот, маленький. Алекс его еще не осматривал, — что, собственно, он там не видел, — а вот Хонда уже успела смотаться пару дней назад. Она вообще гоняла их катерок и в хвост, и в гриву, — этого требовали дела, в большинство которых Алекс посвящен не был.
Алекс подумал, что цетологу, конечно, удобно жить посреди моря, но про других этого не скажешь. Им, конечно, было бы проще устроить посольство на одном из больших, относительно стационарных островов. Но тлилили не разрешали ночевать на своей земле чужакам, даже представителям других рас из Галактического Содружества. Однако чужаков на Тусканоре жило немало: и торговцы, и специалисты, и ученые, и просто туристы. Они строили для себя плавучие города из металла и пластика с помощью местных.
С другой стороны, на Тусканоре вся земля была плавучей, так что большой разницы Алекс не видел. Для тлилилей, однако, эта разница значила немало: сами они на «неживую» землю старались не ступать, клеймили любые строения уродливыми и
Что ж, в одном тлилили были, пожалуй, правы: их «живая земля» отличалась дивной красотой. Флинт знал о биологии кораллов самый минимум, только то, что интересовало его в свете повадок некоторых дельфинов, которые кормятся у коралловых рифов. Но даже его первый раз проняло.
Остров не «показался на горизонте» — холмы и уступы самых причудливых ажурных форм, которые не могла бы сформировать ветровая эрозия за тысячелетия, практически выныривали из воды под самым носом катера. На Тусканоре почти нет гор, и уж точно нет гор в земном понимании; берега плоские, как заплаты.
Хонда уверенной рукой провела катерок в почти незаметный проход между фиолетовыми фигурными пиками метров пять высотой каждый, в маленькую бухту, где к самой воде подступали высокие алые цветы, похожие на маки.
Пики коралловых конструкций, что поднимались из воды или «земли» творениями неведомого скульптора, не только сами по себе были разных цветов: их еще и покрывал густой мох, в основном, голубой и нежно-зеленый, перевивали лианы, усыпанные синими и белыми цветами, и кое-где в отверстиях, образованных переплетением жил, сверкали, словно драгоценные камни, гнезда маленьких животных-блестянок.
Хонда и Алекс вышли из лодки, и Хонда нацелилась тащить ее на берег.
— Я помогу, — Алекс взялся за бортик.
— Вон какие на вас брюки, запачкаете еще, — довольно насмешливо заметила Хонда.
Алекс проигнорировал ее и дернул лодку на себя; Хонда взялась с другой стороны. Сначала Флинт считал, что игнорировать посла, да еще чрезвычайного и полномочного, невежливо. Потом понял, что если Хонду не игнорировать, работать с ней невозможно. По крайней мере, ему, Алексу Флинту. Большинству людей в посольстве она нравилась и нравился ее неформальный стиль руководства. Флинт этого не понимал.
Привязывать лодку или включать сигнализацию они не стали: не то чтобы Тусканор не знал краж, но местные могут коснуться металлической лодки только ради спасения жизни, и то не факт. А инопланетяне знают, что все транспортные средства пронумерованы и снабжены маячками — далеко не уведешь.
Земля под ногами слегка пружинила: они шагали по мягким косам каких-то растений, очень похожих на вереск. Никаких тропинок: местные ходят, раздвигая стебли, и мало приминают почву. Флинт малодушно пожалел, что все-таки надел туфли; Хонда вон шлепала себе босиком и горя не знала. Но брюки без туфель смотрелись бы совершенно нелепо.
По крайней мере, шляпа в такой безветренный день не грозилась улететь.
В этой части острова Флинт никогда не был, поэтому, шагая за Хондой, во все глаза смотрел по сторонам. Тут было совершенно пустынно: поле алых цветов сменилось низкорослым темно-зеленым кустарником с нежно-розовыми то ли цветами, то ли листьями альтернативной формы. В кустарнике паслись желтые животные размером с крупную собаку, которых, как знал Алекс, тлилили доили.