Возможная Россия. Русские эволюционеры
Шрифт:
А в остальном спасибо ему за Россию. Действительно, великий был государь.
Алексей Федорович Адашев. Портрет спамятника «Тысячелетие России»
Фигуру Алексея Адашева на знаменитом памятнике в Новгороде найти среди множества других портретов непросто: за тысячелетие у России накопилось немало выдающихся личностей. Впрочем, как считать, «за кадром» остались сотни миллионов, а вот окольничего, воеводу и ближайшего помощника Ивана Грозного создатели монумента сочли справедливым увековечить.
Начиная с карамзинской истории, большинство отечественных исследователей делит эпоху Грозного на два периода: светлый и темный. С первым периодом связано немало нужных стране реформ и впечатляющих завоеваний, со вторым – немало черных страниц правления Ивана IV. Некоторые, впрочем, вносят поправку, замечая, что этот государь, отличаясь умом, и в юные годы был чрезвычайно жесток, так что светлая пауза объясняется лишь тем временным благотворным влиянием, которое на него оказали его первая жена – Анастасия Романовна (из рода будущей царской династии) и несколько людей из его окружения.
Среди тех, кто в ту пору стоял ближе всего к Ивану, в первую очередь обычно вспоминают Адашева и благовещенского священника Сильвестра. Хотя были, конечно, и другие: скажем, князь Андрей Курбский или митрополит Макарий, которые тоже оказывали влияние на молодого царя. Именно эти люди были рядом с государем после страшных московских пожаров (в апреле и июне 1547 года). Народ связал эти пожары с ненавистным ему временщиком князем Юрием Глинским, который все детские годы Ивана IV вместо него правил страной. Начался бунт, и, как результат, в верхнем эшелоне власти произошли серьезные перемены.
Бесконечные интриги при дворе способствовали появлению самых разных оценок и Адашева, и Сильвестра. Но, похоже, главная заслуга попа Сильвестра заключалась лишь в том, что он на время изрядно запугал молодого, но уже в ту пору необузданного царя карой Божьей. Как признавал сам Иван: «Вошел страх в душу мою и трепет в кости мои, смирился дух мой, умилился я и познал свои согрешения».
Да и сам Сильвестр остался в отечественной истории с репутацией сомнительной – как автор «Домостроя». Того самого свода правил, которые несколько веков подряд отравляли жизнь русскому человеку. В первую очередь женщинам. А вот Адашев действительно являлся одним из важнейших двигателей тех реформ, которые выпали на светлый период правления Ивана Грозного.
Алексей Адашев – родом из небогатых провинциальных костромских дворян. Впервые в летописях его имя упоминается в связи с царской свадьбой, где он выполнял обязанности ложничаго и мовника, то есть застилал новобрачным постель и сопровождал жениха в баню. А это уже свидетельство его несомненной близости к молодому государю. Согласно некоторым источникам, Адашев и царь вообще дружили чуть ли не с детства. Но это было лишь началом его карьеры.
Позже он оказался в числе руководителей так называемой Избранной рады – ряда царских советников, «мужей разумных и совершенных», по словам Карамзина, ставших фактически неофициальным правительством страны в 1540–1550 годах. По мнению многих историков, Адашев был среди них номером первым, то есть де-факто – премьером. Заведовал Челобитным и Казенным приказами, являлся хранителем личного архива царя вместе с печатью «для скорых и тайных дел». На него же была возложена задача составления новой общегосударственной летописи.
Как видим, немало обязанностей и ответственности. Причем выдвинулся Адашев из провинциальных, худородных дворян, то есть исключительно благодаря своим талантам и трудолюбию.
Назову лишь некоторые из дел, к которым приложил руку Адашев: созыв самого первого Земского собора для утверждения Судебника 1550 года, созыв церковного собора Стоглава в 1551 году, покорение Казани в 1552 году и Астрахани в 1556-м, дарование так называемых уставных грамот, определивших самостоятельные суды общин, улучшение положения служилых людей. Боролся Алексей Адашев, как мог, и против старого, традиционного в ту пору отечественного зла, тормозившего развитие страны, – местничества.
Занимался военной реформой: стрельцы появились при нем. Это уже много позже стрельцы стали архаикой, а тогда составили основу русского воинства. Создал по тем временам и нечто вроде военной элиты – «избранную тысячу» воинов из дворян, которым дали землю под Москвой, чтобы всегда были под рукой. По мере сил укреплял Адашев столь нужное в армейской службе единоначалие. С этим тогда была большая проблема: желающих покомандовать среди бояр хватало. Да и сам не раз воевал: в 1560 году вместе с князем Иваном Мстиславским он, например, возглавлял армию, взявшую в Ливонии мощную крепость Феллин. А во время осады Казани в 1552 году даже занимался инженерными работами. Иначе говоря, на памятнике в Новгороде фигура Алексея Адашева появилась не случайно.
Не говоря уже о том, что именно этот человек в ту пору вел все важнейшие для страны внешнеполитические дела. В 1551 и 1552 годах Адашев ведет переговоры с казанским царем Шиг-Алеем, в 1553-м – с ногайцами, в 1554, 1557 и 1558 годах с – Ливонией, в 1558-м и в 1560-м – с Польшей, в 1559 году – Данией. И везде твердо защищает русские интересы.
Правда, на этом внешнеполитическом направлении наметились и первые принципиальные расхождения с царем. Алексей Адашев после присоединения Казани и Астрахани настаивал на крымском походе, учитывая тот огромный вред, что наносило русской земле Крымское ханство. Между тем Иван Грозный ратовал за выход к Балтике, что открывало для русских огромные возможности, то есть за войну с Ливонией. Но воевать на два фронта было невозможно. Приходилось выбирать.
С точки зрения истории, правы были оба. И оба, как доказала та же история, забегали вперед. Лишь значительно позже как ту, так и другую крайне важную для себя задачу Россия решила. Петр I прорвался к Балтике, а Екатерина II присоединила Крым.
О человеческих качествах Адашева, по причине придворных интриг, в источниках можно найти полярные оценки. С точки зрения его противников, Адашев в качестве премьера был «суров и властен». С точки зрения его сторонников, все, естественно, наоборот. Современник Адашева князь Андрей Курбский считал его «подобным земному ангелу». В среде тогдашних реформаторов Адашев слыл человеком аскетичным, справедливым и глубоко религиозным.
Очень нравился он и многим более поздним исследователям того периода. Известный дореволюционный историк Николай Лихачев об Алексее Адашеве, например, писал: «Личность… сияет таким ярким светом доброты и непорочности, является таким образцом филантропа и гуманиста XVI века, что не трудно понять ее обаяние на все окружающее».
Впрочем, важнее все же суть реформ, которые проводили Адашев и его единомышленники. Разумеется, без одобрения государя эти перемены были бы невозможны, однако тогдашние идеи все же родились не в царской голове и осуществлял их не он. Слишком еще был молод, да и находился под влиянием своего окружения. Позже, когда реформаторы впали в немилость, Иван Грозный, может быть, и не зря жаловался: «…сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел». А саму Избранную раду Иван Грозный позже уже именовал не иначе как «со-бацким (собачьим) собранием», то есть фактически открещиваясь от реформ своей юности.