Возможная Россия. Русские эволюционеры
Шрифт:
Во многом Псков жил еще воспоминаниями о своей прежней вольности, а потому верная служба Ордина-Нащокина Москве нравилась далеко не всем псковичам. Во время псковского бунта 1650 года мятежники даже хотели его убить. Получилось, однако, иначе. Ордин-Нащокин, обладавший к этому времени уже не только дипломатическим, но и командным опытом (воевал не раз и всегда успешно) бунт подавил. С тех пор его карьера и пошла в гору.
Когда в 1654 году началась очередная война с Польшей, ему поручили дело почти безнадежное: с крайне малыми силами нужно было охранять границу со стороны Литвы и Ливонии. Тем не менее он отлично исполнил поручение. А еще через два года, когда вспыхнула война уже со шведами, Ордина-Нащокина назначили воеводой нескольких завоеванных городов.
Если к воинскому делу и административной деятельности у него был немалый талант, то к дипломатической работе, можно сказать, дар Божий. Как свидетельствуют воспоминания и документы, он моментально ориентировался в любой ситуации, умел комбинировать, сразу же видел все ловушки, которые подготовили его оппоненты по переговорам, и всякий раз их виртуозно обходил. При этом сам не щадил оппонента совершенно, подмечая и тут же используя каждый его промах. Спорить с ним было почти невозможно. Опирался на железную логику, с помощью которой с успехом продвигался к поставленной на переговорах цели. Зарубежные дипломаты, имевшие с ним дело, не раз жаловались, что он просто выводит их из терпения своими бесконечными неожиданными комбинациями. И все признавали, что это дипломатическая звезда первой величины.
Так что не случайно Ордин-Нащокин в конце концов поднялся на самую высокую дипломатическую ступень: как и его далекие предки, получил чин боярина и возглавил Посольский приказ. Более того, он стал первым в истории России министром иностранных дел – канцлером. До этого внешняя политика страны определялась коллегиально Боярской думой. После назначения канцлером он проводил уже самостоятельную внешнюю политику, согласовывая ее только с царем.
Петровские реформы выстраивались не на песке, у них был фундамент. Во времена Алексея Михайловича укрепляется армия, что, впрочем, неудивительно – к этому подталкивали беспрерывные военные действия. Однако уже тогда власть задумывается и о строительстве флота. От Балтики русские еще отрезаны шведами. Северные гавани в Архангельске слишком удалены не только от самой Москвы, но и от западноевропейских рынков. Выход на Каспий больших выгод не сулит. Тем не менее решено с помощью голландцев строить большой морской корабль для Каспийского моря. В 1669 году на Оке был спущен на воду первенец русского флота корабль «Орел». Полет у этого «Орла» оказался, правда, скоротечным, уже на следующий год он попал в руки разинцев и был сожжен.
Неудачей закончилась и попытка арендовать за рубежом гавань для русского флота. Такие переговоры в 1662 году велись с Курляндией. В результате задачу создания русского флота пришлось отложить, но четко сформулировала этот важнейший для страны вопрос власть уже тогда. И роль в этом канцлера Ордина-Нащокина огромна.
Стержнем его внешнеполитической доктрины стала идея добиться для Москвы выхода к Балтийскому морю. Ради этой цели он считал необходимым совершить во внешней политике России принципиальный и крутой поворот, поступиться многим, в частности, Малороссией, как тогда называли Украину. По мнению канцлера, Малороссия не стоила тех усилий, что затрачивала на ее освобождение Россия. С другой стороны, выход к Балтике сулил не только огромную экономическую выгоду, но и открывал возможности всестороннего сближения с Западной Европой.
Для Ордина-Нащокина, последовательного сторонника европейской культуры, этот аргумент был не менее важен, чем коммерческие интересы. Во имя достижения этой важнейшей для России цели Ордин-Нащокин выступал за союз с давним противником русских – Польшей, поскольку знал, что поляков гегемония шведов на Балтике также изрядно раздражала. Кстати, позже и Петр для достижения той же цели пошел путем, начертанным еще Ординым-Нащокиным, то есть вступил в союз с польским королем и курфюрстом саксонским Августом.
Увлекаемый идеями своего канцлера, и Алексей Михайлович любил поговорить о необходимости приобретения «морских пристанищ» – гаваней Нарвы, Иван-города, Орешка. Но Ордин-Нащокин и здесь смотрел на дело шире: нужно прорваться прямо к морю, взять Ригу, пристань которой открывает ближайший прямой путь в Западную Европу. Составить сильную коалицию против Швеции – в этом была его заветная мечта. И только потом уже мечта Петра.
Впрочем, Афанасий Ордин-Нащокин вовсе не был, как может показаться, однобоким западником. Запад был приоритетом, но он прекрасно понимал, что в интересах государства развитие и восточного направления. Его дипломатический взгляд обращался во все стороны. Он укреплял торговые сношения с Персией и Средней Азией, с Хивой и Бухарой, снаряжал посольство в Индию, смотрел и дальше – на Дальний Восток, на Китай, строил планы казацкой колонизации Приамурья.
Близость взглядов канцлера с балтийской мечтой Петра очевидна, но не только это их сближает. Масштабы деятельности Петра I и Афанасия Ордина-Нащокина были, разумеется, разными, но если говорить о сути, о замыслах, о деловой хватке, то первый русский канцлер был предтечей Петра.
Вот только бороды эволюционер Ордин-Нащокин никогда насильно не брил и головы никому не рубил. На это обращает внимание все тот же Ключевский: «В его уме неясные преобразовательные порывы Алексеева времени впервые стали облекаться в отчетливые проекты и складываться в связный план реформы; но это не был радикальный план, требовавший общей ломки: Нащокин далеко не был безрасчетным новатором». Для него были важны и цели и средства. Для Петра I цель оправдывала любые средства. В этом принципиальная разница между двумя этими вроде бы столь схожими людьми.
Будучи государственным человеком, который к тому же прекрасно знал западноевропейский политический и экономический строй, Ордин-Нащокин показал себя, как точно подмечает Сергей Платонов, «наиболее ранним насадителем в Москве понятий бюрократического абсолютизма и меркантилизма».
Вообще, идеи в голове этого человека рождались постоянно и в самых разных областях. Он предлагал ввести городское самоуправление, сократить дворянское ополчение за счет рекрутского набора, то есть фактически высказал идею создания регулярной армии, комплектуемой рекрутскими наборами из всех сословий. Многие у нас считают канцлера родоначальником русской почты.
Наконец, он же составил так называемый Новоторговый устав, который определял основные направления внешнеторговой политики государства. Недаром современные исследователи называют Ордина-Нащокина крупнейшим русским экономистом того времени.
Он защищал интересы русского купца, но при этом исходил из того, что народное хозяйство страны представляет единое целое: это отличало его от многих предшественников, сосредоточивавших свое внимание на развитии отдельных отраслей экономики. Торговлю Ордин-Нащокин считал орудием развития производительных сил и главным источником пополнения казны. Он ратовал за развитие свободной, беспошлинной торговли внутри страны и за расширение внешней торговли. По мере сил делал все, чтобы устранить препятствия на пути делового человека, в частности, настойчиво боролся с самоуправством воевод. А главным препятствием развитию промышленности считал стеснение инициативы.
Не правда ли, многое звучит актуально и сегодня? Разве что слово «самоуправство» оставить, а слово «воевода» заменить на более современное.
Способность проявлять личную инициативу и деловую хватку Ордин-Нащокин называл «промыслом». «Лучше всякой силы промысл, – писал он, – дело в промысле, а не в том, что людей много; и много людей, да промышленника нет, так ничего не выйдет; вот швед всех соседних государей безлюднее, а промыслом над всеми верх берет; у него никто не смеет отнять воли у промышленника; половину рати продать, да промышленника купить – и то будет выгоднее».