Возможная Россия. Русские эволюционеры
Шрифт:
А зря. Не был бы Иван Грозный столь эмоционален и гневлив, то, трезво подумав, наоборот, записал бы реформы тех лет в свой актив. Февральское совещание 1549 года (его иногда называют Собором примирения) стало фактически первым Земским собором. А это означало, по мнению ряда историков, превращение Русского государства «в сословно-представительную монархию, создание центрального сословно-представительного учреждения». Другими словами, впервые в отечественной истории важнейшие решения в жизни государства начали приниматься не единолично государем или группой лиц, приближенных к нему, а хотя бы представителями господствующего класса, где значительную роль уже играли дворяне.
Русский народ и в этом случае оставался вдали от рычагов власти, однако это был все же шаг в верном направлении. Тот факт, что позже, в эпоху все того же Ивана Грозного, страна снова скатилась к неограниченному самодурству первого лица, не отменяет исторической важности первого Земского собора.
Важнейшим делом собора стало утверждение нового Судебника. Сама суть этого документа, который затрагивал огромный пласт вопросов землевладения, отношения крестьян и хозяев, центрального и местного управления, – это, конечно, отдельная тема. Здесь же отметим лишь своевременность его принятия. Прежний Судебник 1497 года безнадежно устарел. Изменилось государство, и эти изменения требовалось учесть в новом законодательстве. Что и сделали. Из девяноста девяти статей Судебника, утвержденного Земским собором, тридцать семь были совершенно новыми, а в остальных текст подвергся кардинальной переработке.
Учитывая роль РПЦ в государстве, важными стали и дискуссии на церковном соборе (Стоглав). И хотя многие его решения оказались половинчатыми, тем не менее и они запомнились, поскольку четко определили многие претензии, которые накопились у светской власти к церковной. Важнейшим из вопросов был земельный. К этому времени церковь превратилась в самого крупного землевладельца в стране. Между тем власти эта земля была необходима, чтобы поддерживать служивое дворянство – новую опору государства.
Церковь, разумеется, изо всех сил сопротивлялась, защищая монастырскую собственность, поэтому дело закончилось компромиссом: старое отбирать не стали, но и на новые земельные приобретения церковь уже не могла рассчитывать. К тому же некоторые монастыри лишились права беспошлинной торговли.
Критике тогда подверглись многие аспекты церковной жизни, которые подрывали авторитет РПЦ. Предлагалось даже ликвидировать неподсудность монашества и духовенства обычному суду. На тот момент церковный бастион устоял. Тем не менее и эта справедливая цель была обозначена уже тогда.
И за всеми этими реформами (или хотя бы попытками реформ) так или иначе прослеживается роль Алексея Адашева и его сторонников. Хотя, как это порой случается с эволюционерами, оправдания своим преобразованиям, чтобы успокоить общество (да и самого царя), они искали не в будущем, а в прошлом. Большинство новых законодательных актов сопровождалось пояснениями, что речь идет о «восстановлении порядка, существовавшего при Иване III». Реформам придавался вид мер, направленных против тех злоупотреблений властью боярами, которыми действительно были переполнены несовершеннолетние годы Ивана IV.
Если перебросить мостик во времена не столь отдаленные, то можно вспомнить, как в период перестройки внутрипартийные оппозиционеры КПСС тоже прикрывались рассуждениями о «возвращении к ленинским нормам партийной жизни». И здесь можно увидеть все то же «лукавство по необходимости» – это был единственный островок, на котором реформаторов не могли затоптать политические динозавры.
Особо стоит отметить роль Алексея Адашева во главе Челобитного приказа (или Челобитной избы – это учреждение поначалу называли и так). Дело в том, что само появление подобного учреждения, куда можно было обратиться с жалобой даже на боярина и которое играло роль контрольного органа, явилось детищем самой благотворной атмосферы того времени. Челобитный приказ стал для государства на время высшим апелляционным ведомством. Причем, судя по наставлению, которое дал государь Адашеву при назначении, Иван IV прекрасно отдавал себе отчет, с какими трудностями придется тому столкнуться. Наставление Ивана дает представление и о том, как государь относился в ту пору к своему главному помощнику:
«Алексей! Взял я тебя из нищих и из самых молодых людей. Слышал я о твоих добрых делах, и теперь взыскал тебя выше меры твоей ради помощи душе моей. Хотя твоего желания и нет на это… Поручаю тебе принимать челобитные от бедных и обиженных и разбирать их внимательно. Не бойся сильных и славных, похитивших почести и губящих своим насилием бедных и немощных. Не смотри и на ложные слезы бедного, клевещущего на богатых, ложными слезами хотящего быть правым. Но все рассматривай внимательно и приноси к нам истину, боясь суда Божия».
Причиной охлаждения Ивана Грозного к реформаторам принято считать два события. Прежде всего, смерть его первой и любимой жены Анастасии, в которой ее родственники клеветнически обвинили адашевцев. Родственники царицы никак не могли смириться с тем, что при дворе оказались не на первых ролях. По их версии, Анастасию отравили. Хотя зачем это было необходимо реформаторам, совершенно неясно. И тем не менее столь подозрительный человек, как Иван Грозный, пребывавший к тому же в горе, эту нелепую версию принял.
Но был и другой, уже вполне серьезный повод засомневаться в былых помощниках. Опасно заболев, царь написал завещание и потребовал, чтобы все присягнули его сыну, младенцу Дмитрию. Однако некоторые (среди них оказался и отец Алексея Адашева – Федор) прямо заявили больному царю, что не хотят повиноваться роду Романовых, которые неизбежно встанут у власти после смерти царя. В этой ситуации многие предпочитали видеть на троне двоюродного брата царя – князя Владимира Старицкого. Подобные заявления оказались роковыми, поскольку Иван неожиданно для всех выздоровел, а сомнительное поведение своих слуг запомнил.
И хотя Алексей Адашев, в отличие от других, как раз беспрекословно присягнул Дмитрию, как и повелел государь, тем не менее и он «попал под раздачу». Тем более что подозрение в отравлении Анастасии висело и над ним, а его отец показал себя откровенным сторонником князя Старицкого.
Наконец, была и третья причина резкого охлаждения к вчерашним помощникам, хотя о ней почему-то вспоминают реже. Иван IV просто повзрослел, почувствовал силу и захотел действовать абсолютно самостоятельно. Ну а остальное уже продиктовало своеобразие этой личности. Какое-то время после своего выздоровления царь ничего не предпринимал, а Адашева даже пожаловал боярской шапкой. Но в 1560 году правительство реформаторов все же пало. И ввиду разногласий с царем во внешней политике (Крым или Ливония?), и по всем остальным причинам.