Возраст не помеха
Шрифт:
– Ничего себе. Светлов, это он? Я думал, постарше кто-то, – удивленно произнес один из командиров, тоже вроде как лейтенант. Молодой, лицо волевое, широкие плечи обтягивает потерявшая цвет гимнастерка. – Сказали, парень придет, а тут – ребенок!
– Я тоже был удивлен, но да, это он, – ответил Светлов.
Бойцы тут же, по приказу Светлова, накрыли стол… ну, шучу я так, шучу. Поставили на снарядный ящик котелок с холодной кашей, налили в кружку кипятка, дали полбуханки хлеба. Наворачивая за обе щеки, слушал разговоры и охреневал. Как же все запущено-то… Но настроение людей мне нравилось, не было и следа паники или страха, они просто сильно озабочены тем, как надрать задницу врагу, решимость на их лицах мне нравилась. Настораживало только одно, планы старших командиров, о которых я тут тоже услышал. Да уж, это у нас
Черт, с того берега Светлова снабдили такой кучей информации, что, слушая, невольно вздохнул. Запомнить-то я запомню, только вот зачем все так усложнять? Так и сказал Светлову.
– Что тебе не нравится? – На меня смотрели пять пар глаз. Кто-то удивленно, а кто-то и с неприязнью. Еще бы, покушаюсь на святое, обсуждаю приказы, такое в армии просто невозможно.
– Проще надо, проще. Откуда, скажите на милость, я мог добыть такие сведения, что вы мне предлагаете? – Как всегда буду убеждать людей выслушать меня, тогда смогут провернуть дело более удачно. – Я ж для вас неизвестный, появившийся в батальоне неожиданно, из ниоткуда. Немцы никогда не поверят в такие данные, чушь все это, если честно. Смотрите сюда, – я указал на карту, – вот тут рота примерно, без пушек, минометы вполне возможны, так же, как и «крупняк». Те, что послали меня, уже серьезнее. Там, думаю, не меньше чем батальоном пойдут, шесть самоходов видел лично. Часть, я думаю, на Рыкова пойдет, вдоль железки к вокзалу, но часть к вам. Немцам нужно усилить группу в захваченных домах, пехотой тут не пройдут, они это прекрасно понимают. Ваша задача должна быть проще. Дать втянуться, завлекая обстрелами и отходами, а затем ударить. Только так, сложность ведет к поражению.
– Ни хрена себе ребенок! – выдохнул все тот же лейтенант, что удивлялся моему возрасту.
– Кто здесь ребенок? – зыркнул я на него так, что лейтеха даже, казалось, передернулся. Еще бы, когда я искоса смотрю, мой шрам так искажается, что страшно станет любому взрослому.
– Чем уничтожать? Ты же слышал, от нас требуют завязать бой и ждать помощи с берега, артиллерией и «Катюшами».
– Ага, а немцы дураки, да? Лезть на открытое пространство они не станут. У них самих артиллерии хватает, хоть и уменьшили ее наши за последние сутки. Они встанут, как только заметят, что их вытягивают, и начнут долбить сами. Долго продержитесь? Немцы сами вас выманят, например, к банку, и все. Перекрестным вас там положат всех и для других останется.
– Я должен связаться со штабом полка, подожди, пошлю вестового, штаб рядом.
– Ага, штаб полка доложит в штаб дивизии, те Чуйкову, Василий Иванович за речку будет кричать, а тем временем сраный немецкий гауптман, со своим батальоном, от вас мокрого места не оставит в этих домах. Заминируйте все вокруг, насколько можно, ведь мины есть? Вот. Тому берегу сообщите, что фрицев надо ждать не тут, – я указал в точку на карте, позиция у них, видите ли, пристреляна, а что, только по пристрелке стрелять можно? Смешно, – а вот здесь.
– Так здесь же не будет никого? – удивился Светлов.
– Именно! Вы, обложившись минами, заставите уже втянувшихся немцев уйти на другую улицу, а вот тогда…
– Твою мать, пацан, а ведь ты прав! – вновь неизвестный мне широкоплечий лейтеха. – Светлов, там у немцев поддержки из домов не будет, зажмем, главное, надо быстро работать, а то, как в прошлый раз, «лаптежников» вызовут, и будет нам грустно. Тут надо только отрезать удачно, даже в ущерб обороне на основной позиции, тогда выдавим их туда, куда нужно.
– Не надо маму вспоминать, товарищ лейтенант, она погибла, – серьезно заметил я, а все присутствующие переглянулись.
Идея была проста. Самое главное для меня, это чтобы фрицы в нее поверили, для этого и нужна простота. Я же не могу сообщить о минах, правильно? Откуда бы я узнал о них? То-то. А так доложу почти как есть, пусть фрицы проверяют, ничего не выйдет у них. Да и нет у них времени проверять, сроки горят, торопятся. Батальон в домах специалистов хоть и крепко сидит, но снабжение-то не по волшебству происходит. Им тоже нужно чем-то стрелять и, простите, что-то жрать. Командование гонит вперед войска, нужно расширять плацдарм и добивать врага как можно быстрее. Они даже не обращают внимания на малые группы наших войск, прячущиеся в домах, оставляют на потом. Надо этим воспользоваться и вывести их под удар «Катюш».
Я почти не вспоминаю, а уж думать и вовсе перестал о том, кем я стал в этом, новом для меня мире и времени. Будучи фактически мальчишкой, на равных общаюсь с опытными бойцами и командирами, даже наглея, даю советы. Тут даже не мой прошлый возраст сказывается, ведь тот я, из прошлой жизни равен многим здешним генералам по возрасту, а тот, кем меня сделали немцы. Вспоминая свой второй день в этом теле, вздрагиваю. Как сейчас вижу, здоровый мужик лезет к матери, пусть и не моей, а моего нового тела, а я не могу нажать курок, сил нет. Это сейчас, всего за год учебы в спецлагере немцев, могу убить человека десятком способов. Да, ударом кулака пока не смогу, но есть же и другие способы. Нож, например. Холодным оружием я владею лучше, чем большинство солдат обеих враждующих армий, ведь их этому специально не учат. Стрелять могу легко почти из всего, что стреляет, винтовка пока тяжеловата, конечно, но не весом, а отдачей, а так мне больше нравится пистолет. Вот и думай, мальчишка я или опытный звереныш? Терзали мысли, конечно, что вот попадется мне у наших какой-нибудь рьяный командир и заставит пойти к немцам, в ближайшее расположение с парой мин. Естественно, выполнять такое не стану, да и смысла в этом не вижу. Смешно думать, что я смогу рвануть какой-нибудь штаб, даже дойти не дадут. Немцы всегда обыскивают, хрен они просто так к себе пустят.
Общались с командирами мы почти два часа. Время катастрофически таяло, нужно было возвращаться. Мы подробно проработали все, что я должен сообщить немцам, я еще и от себя добавлю, как без этого. Уходил я напрямую, канализацией. Выйду сразу за зданием банка, там эта артерия жизни разбита частично, вот и вылезу. От провожатых отказался, немцы бдят за всем в округе, нельзя допустить такую дурацкую ошибку. Кстати, у меня для возвращения новая метка, уже с указанием конкретной воинской части, давешний гауптман подсуетился. Так что я даже относительно спокоен. Еще бы не стреляли вокруг, вообще была бы красота.
«Ух, ё!..» – только подумал, как буквально в нескольких метрах за спиной рванул снаряд. Хреново, видимо, корректировщики у врага не спят. Стреляли, конечно, не по мне, не станут немцы из-за одиночки артиллерию напрягать, но вот рвануло рядом. Я едва ли не полз последние метры. До развалин, прикрывающих меня от огня с обеих сторон, оставалось совсем немного, когда рвануло вновь. Это был минометный обстрел, мина летит и взрывается совсем по-другому. Уже падая, пытаясь перекатиться в сторону, заметил позиции наших бойцов. Черт возьми, забрался прямо в пекло, и ведь, что бесило, на карте, которую изучал только что, здесь не было наших позиций. Вот почему и требует Чуйков постоянных докладов с точными чертежами позиций. Откуда они тут взялись? То ли отступают откуда-то, то ли наоборот, решили рвануть куда-то, и их срисовали немецкие наблюдатели. Этот шустрый отряд, не знаю, какова его численность, может и все дело Светлову сорвать, и ведь ничего не сделаешь. Они залегли прямо между банком и домами специалистов, самое пекло, под перекрестным огнем. Удивляло правда, что из самих опорных пунктов почти не стреляли, обозначали свое присутствие, не более того.
Укрывшись сначала под стеной разрушенного дома, а затем и проникнув внутрь, я вдруг почувствовал, что стало как-то больно прижиматься спиной к стене, а по телу разливается боль, сильнее и сильнее с каждой секундой. Мгновенно всплыл в памяти момент разрыва мины, мой рывок… Стоп. Рванул я, как только почувствовал, что меня обжигает какая-то хрень. Потрогав спину, посмотрел на руки. Кровь, и немало, отлично, теперь я еще и раненый. Но лежать некогда, двигать надо. Сделав несколько движений руками, понимаю, что ноги неохотно слушаются, боль становится все сильнее, и я проваливаюсь в темноту. Скорее всего, это нервное, вроде боль не такая и сильная, но отключился.