Возроди во мне жизнь
Шрифт:
Я вскочила с постели. Потом оделась — за считанные секунды. Ведь там, снаружи, ждет Карлос, а я тут теряю время, таращась на этого сонного медведя.
— Прощай, — шепнула я, представив, как выхватываю из-за пояса кинжал и перерезаю нить, связывающую меня с прошлым.
Я вышла во двор и громко крикнула:
— Дети, Карлос, пойдемте! Я уже готова.
Уже начало смеркаться. В главном дворе никого не оказалось. Я бросилась в сад. Поднялась по лестнице, позвала их, но никто не появился. Свет в их комнатах был потушен, лишь в спальне
— Что случилось, мама? — спросила она. — Кричишь так, будто на тебя небо рухнуло.
Она была очень красива — в приталенном халатике, с детским личиком и чистой кожей. Она вынула гребни из волос, и блестящие локоны рассыпались по плечам.
— Куда это ты собралась? — спросила я.
— На ужин с Эмилио, — ответила она таким тоном, каким ее отец отвечал мне: «Пошел на службу».
— Какая напрасная трата времени, любовь моя. Тебе всего шестнадцать лет, у тебя изумительная фигура, сияющие глаза и светлая голова, только бы учиться. Мне больно думать, что все это окажется в постели Милито. Придурка Милито, недоумка Милито, слюнтяя Милито. Полного ничтожества, папенькиного сынка. Папаша его, между прочим, тот еще хапуга, как, кстати, и твой, только еще воображает себя аристократом. Как это печально, любовь моя. Ты потом всю жизнь будешь об этом жалеть.
— Не преувеличивай, мама. Эмилио хорошо играет в теннис. Он, конечно, не красавец, но все же и не урод. Он очень обходителен, прекрасно одевается, и папе очень нужно, чтобы вышла за него замуж.
— Это уж точно, — сказала я.
— И он любит музыку. Мы с ним будем ходить на концерты Карлоса.
— Разумеется. Карлос сейчас вошел в моду, а для него это хорошая возможность сидеть два часа, ни о чем не думая, — ответила я.
Двери наших комнат выходили на открытую галерею, украшенную подвесными вазонами с цветами.
— Здесь холодно, — заметила она. — Может, пойдем ко мне и поговорим там?
Она прошла в свою комнату, я последовала за ней. Она остановилась перед туалетным столиком, чтобы причесать и уложить волосы.
— Куда они подевались? — спросила я. — Почему ушли без меня?
— Потому что они больше тебя не любят, — дурашливо ответила она и рассмеялась еще детским смехом.
— Они ничего не передавали? — спросила я.
И тогда вспомнила про вазон с папоротником в комнате Карлоса.
— Как же ты похорошела, любовь моя! — сказала я Лилии. — Я буду в комнате для шитья. Загляни ко мне.
После этих слов я бегом бросилась в комнату Карлоса, к вазону с папоротником. Раздвинула листья и нашла среди них записку, в которой сообщалось:
«Любимая! Я думал, ты скоро придешь, ведь ты была уже одета. К сожалению, я вынужден уйти, поскольку неожиданно получил сообщение от Медины. Он будет ждать меня в шесть часов у дверей церкви святого Франциска. Я взял с собой детей и воспоминания о твоей круглой попке. Целую в губы. К.В.».
Я бегом спустилась по лестнице, ведущей на главный двор. Там я столкнулась с Андресом, он только что проснулся.
— Ну, кто готов играть в домино? — спросил он.
— Насчет домино не знаю. Карлос и дети ушли к церкви святого Франциска. Я иду за ними. Я не проходила через салон для игр, но там наверняка уже кто-то есть. Я сказала Лусине, чтобы она подала тебе кофе и шоколад, — все это я выпалила одним духом, как из пулемета.
— Карлос увел с собой детей? Кто ему позволил? — закричал Андрес.
— Он всегда берет их с собой! — крикнула я в ответ, спускаясь по лестнице, ведущей в гараж.
Машину я нашла у входа в гараж; это оказался кабриолет. Я прыгнула за руль и молнией понеслась к церкви Святого Франциска. Добравшись до парка, я сбавила скорость, рассудив, что вряд ли Карлос и Медина стали бы беседовать прямо возле церковных дверей; скорее уж Карлос выберет место, где дети могли бы поиграть, дав возможность им с Мединой спокойно поговорить. Но я так и не увидели их ни среди деревьев, ни у фонтанов, ни пьющими воду, которую извергали изо рта керамические лягушки. Не было их ни на качелях, ни на горке, ни в остальных местах, где они любили играть.
Карлоса я тоже не увидела — ни на скамейках, ни за столиком летнего кафе. Я разъярилась. Ну почему, почему он полез в политику? Дирижировал бы своим оркестром, сочинял бы странную музыку, встречался бы с друзьями-поэтами и любил бы меня. Так нет, какой-то черт дернул этого идиота влезть в политику! Почему его другом оказался именно Альваро, а не кто-нибудь попроще? И где их теперь носит? Уже похолодало, а они наверняка не взяли с собой свитеры. Теперь все трое заболеют гриппом, а я уж точно подхвачу пневмонию в этой чертовой открытой машине. Так где же их носит? Или они в самом деле отправились на рынок?
Я припарковала машину у подножия церковной лестницы и бросилась по ней вверх. Может быть, они ждут меня там?
Церковный двор был длинным, без решеток; в дальнем конце виднелась церковь, украшенная изящными башенками и цветными изразцами. И там, возле запертых дверей церкви, прямо на земле сидели дети.
— Что случилось? — спросила я, когда увидела их — в одиночестве и удивительно притихшими.
— Дядя Карлос куда-то ушел со своими друзьями и просил нас подождать его здесь, — ответил Чеко.
— Когда он ушел? — обеспокоенно спросила я. — И что за это друзья, Верания?
— Не знаю, — ответила Верания.
— А это точно не Медина? Помните, тот сеньор, вместе с которым мы покупали мороженое на рынке в Атлиско?
— Нет, это не тот сеньор, мама, — убежденно ответила десятилетняя Верания.
— Ты уверена?
— Да. Чеко считает, что это были его друзья, потому один взял его под руку и сказал: «Пошли, приятель», но дядя Карлос не хотел идти. Он пошел, потому что у них были пистолеты, и велел нам оставаться здесь, сказал, что если не вернется в ближайшее время, то за нами придешь ты.