Возроди во мне жизнь
Шрифт:
— Поменяемся? — предложила Лилия, когда мы подошли к ней и Эмилито.
Я отпустила Кихано и продолжила танец с Эмилито. Я невольно подумала о Хавьере Уриарте, как с ним было весело, и вдруг разозлилась. Но тут вернулась Лилия.
— Поменяемся? — снова предложила она, отпуская Кихано и подхватывая меня, а двое мужчин застыли посреди площадки.
— Какой красавчик! — восхитилась Лилия. — Где ты его взяла?
— Чокнутая, как же я тебя люблю! — ответила я.
— Зачем ты мне это говоришь?
Я поцеловала ее, и мы вновь вернулись к своим кавалерам. Кихано
— Я ухожу. Эмилио не хочет оставаться здесь до поздней ночи. Ты проводишь меня или так и бросишь с ним одну?
— Я вас подожду, — заверил Кихано, провожая меня до дверей.
Я поблагодарила его и вместе с Лилией отправилась в дом.
В ее спальне стояли четыре чемодана, наполовину уложенные, все распахнутые настежь. Я вдруг осознала, что происходит нечто необратимое. Я вынула шпильки, которыми крепились ее фата и венок. Почувствовав себя освобожденной, она встряхнула головой, цветы и тюль полетели вниз. Ее черная грива рассыпалась по плечам, она вздохнула, словно не дышала уже много часов. Затем она сбросила туфли на каблуках и стала стягивать платье. Я хотела ей помочь, но она уже справилась и без меня. Ее длинные загорелые ноги были обтянуты светлыми чулками. На бедре — старомодная подвязка из белого атласа и кружева. Когда-то я ей рассказывала, как моя бабушка в день своей свадьбы бросала на пол подвязку, а другие женщины должны были успеть поймать ее ногой. Эта игра сулила невесте счастье в замужестве, а женщине, поймавшей подвязку — собственную скорую свадьбу.
— Давай, я брошу тебе подвязку, — сказала она, оставшись в одних трусах и лифчике.
— У меня уже есть муж, — ответила я.
— Значит, заведешь еще одного.
Она бросила подвязку; я успела ее поймать почти у самого пола. На миг наши ноги сомкнулись в кружевах, затем она отдернула свою. Я натянула подвязку, задрав юбку до самых бедер.
— Мне всегда так нравились твои ноги, — призналась Лилия, натягивая юбку от костюма, сшитого на заказ. Костюм превосходно на ней сидел и очень ей шел. К нему она надела красную шелковую блузку и темно-синий жакет в цвет юбки. Потом мы долго искали ее туфлю и в конце концов нашли ее под одним из чемоданов.
— У тебя покривился шов на чулке, — сказала я.
— Вот всегда ты говоришь, что у меня покривился шов на чулке, — капризно протянула она, поворачиваясь ко мне спиной, чтобы я поправила чулок, как обычно.
Я провела ладонью по ее ногам.
— Ну, как? — спросила она. — Теперь ровно? Я могу идти?
— Куда же ты так торопишься? — вздохнула я.
— Под него.
— Желаю, чтобы это поскорее кончилось, — сказала я и поцеловала ее.
— Тогда благослови меня. Как в те дни, когда я была маленькой, а ты собиралась в очередную поездку с папой, — попросила она, услышав снизу крик зовущего ее Эмилио.
Она была такой же властной и любопытной, как ее отец. И такой же своевольной.
Я коснулась
— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, пусть у тебя вся будет хорошо — особенно в том, что касается Святого Духа.
Я осталась сидеть на полу, пока не пришел парнишка с вопросом, не пора ли грузить чемоданы. Тогда я встала, чтобы закрыть беспорядок, оставленный Лилией, и вышла с двумя ее чемоданами в руках.
Снизу, из сада, раздались восхищенные крики молодоженов, увидевших новенький «феррари» — подарок Андреса дочери. Он был цвета сырой печени, который еще почему-то называют «цветом новобрачных», к заднему бамперу прикрепили бутылки, чтобы грохотали во время движения. Лилия села в машину и кокетливо помахала ручкой, как киноактриса. Все ее братья и сестры бросились к ней, чтобы поцеловать на прощание. Один лишь Эмилито молча глядел на них из глубины сада, словно выжидая.
— До свидания, — сказала Лилия, вытягивая губы трубочкой, чтобы поцеловать отца, первого из вереницы прощающихся. Эмилито указал ей на черный «плимут», припаркованный чуть позади.
— Мы поедем на этой машине, жизнь моя. Все чемоданы уже там.
Старики Алатристе тоже пришли попрощаться, поцеловали сына, а донья Конча даже расплакалась. Но Лили не собиралась покидать «феррари».
— Выбирайся, Лилия, — потребовал Эмилито.
— Я хочу еще немного побыть здесь, — ответила она.
— Но нам все равно нужно ехать.
— Вот и поезжай на своей машине, если она тебе больше нравится, — заявила Лилия. — А я поеду на этой.
С этими словами она завела мотор и ударила по газам. Двигатели оглушительно взревели, и «Феррари» с прямо-таки скандальной скоростью вылетел из ворот и помчался по улице.
— Это так по-женски, — проворчал Андрес, провожая разгневанного Эмилито до машины. Затем он предложил мне руку и осведомился, где я была все это время и не хочу ли с ним потанцевать. Когда мы наконец вернулись к главному столу, то не застали там ни доньи Кончи, ни ее мужа.
— Пойдем поблагодарим гостей, — приказал Андрес, доставая бутылку шампанского и два бокала.
Мы двинулись от стола к столу, чокаясь с гостями, сердечно благодаря их за приход и подарки. Андрес был настоящим гением в таких делах.
Когда он торжественно обнялся с кумом, Родольфо заявил, что должен вернуться в Мехико. Он был с Мартином Сьенфуэгосом, и уехать они собирались вместе. Андрес кивнул и, изобразив сердечность, чокнулся с министром финансов. Они терпеть друг друга не могли. Оба считали друг друга самыми главными соперниками на пути к президентскому посту, а в последнее время Андрес начал беспокоиться, что у Сьенфуэгоса больше шансов. Мы проводили их до ворот сада.
— Этот пройдоха Мартин пытается очаровать Тюфяка. А тому только палец покажи — руку отдаст, а вместе с ней и пост президента. Курам на смех, — сказал Андрес, когда мы вернулись к столам. Сказал сердито, но в первый раз в жизни — с горечью.