Возрождение
Шрифт:
Чарли заговорил:
— Много лет назад я рассказал тебе, как железный стержень на Скайтопе притягивает молнии. Гораздо больше, чем обычный громоотвод. Помнишь?
— Да.
— Ты когда-нибудь приезжал сюда, видел это своими глазами?
— Нет.
Я соврал без малейших колебаний. То, что случилось на Скайтопе летом 1974 года, касалось только меня и Астрид. Может, я рассказал бы об этом Бри, если бы она спросила про мой первый раз, но не Чарли Джейкобсу. Только не ему.
— В «De Vermis Mysteriis» Принн пишет о «гигантских механизмах, которые
— Potestas magnum universum, — сказал я.
Он уставился на меня, и брови поползли вверх, туда, где у него когда-то росли волосы.
— Я ошибался на твой счет. Ты совсем не глуп.
От сильного порыва ветра по давно не стриженой траве пробежала рябь. Ветер пока еще оставался теплым. Когда он похолодает, пойдет дождь.
— Это же молния, да? — сказал я. — Эта самая potestas magnum universum.
— Нет, Джейми, — ответил он почти мягко. — Несмотря на все вольты, молния — это всего лишь струйка энергии, одна из многих, которые питают тайное электричество. Но и само это электричество, каким бы потрясающим оно ни было, — всего лишь приток. Он вливается в нечто куда более мощное, силу, превосходящую людское понимание. Это и есть potestas magnum universum, о которой писал Принн, и к ней-то я и надеюсь сегодня подключиться. Молния… и это, — он поднял шкатулку своими костлявыми руками, — лишь средства достижения цели.
Мы въехали в лес, следуя той же дорогой, которой уехала Дженни, забрав яйца. Над нами качались ветви и взволнованно перешептывались листья, которые вот-вот мог сорвать ветер и град. Я резко снял ногу с педали акселератора, и гольф-кар мгновенно остановился, как любая электрическая машина.
— Если вы планируете подключиться к тайнам вселенной, Чарли, то я, пожалуй, пас. С меня хватило и исцелений. То, о чем вы говорите, — это же… не знаю… какая-то дверь.
«Маленькая, — подумал я. — Увитая мертвым плющом».
— Успокойся, — сказал он. — Да, дверь есть; о ней пишет Принн, и, как я понимаю, о ней же говорила Астрид. Но я не хочу ее открывать. Я хочу только заглянуть в замочную скважину.
— Бога ради, зачем?
Он взглянул на меня с изумленным презрением.
— Так ты все-таки глуп? Как назвать дверь, которая закрыта для всего человечества?
— Может, сами мне скажете?
Он вздохнул, словно убедившись, что я безнадежен.
— Поезжай, Джейми.
— А если я не поеду?
— То я пойду пешком, а когда ноги откажут — поползу.
Он, конечно же, блефовал. Без меня он не смог бы продолжить. Но тогда я этого не знал, так что поехал дальше.
Хижины, в которой мы с Астрид занимались любовью, больше не было. На том месте, где она когда-то стояла, покосившаяся, покрытая граффити, теперь был аккуратненький коттедж, белый с зеленой отделкой. Квадратный газон перед ним порос яркими летними цветами, которым предстояло быть сорванными грозой. Восточнее коттеджа асфальтированная дорога переходила в
На крыльце стояла Дженни в цветастой блузке и белых нейлоновых брюках санитарки, скрестив руки на груди и обхватив ладонями локти, будто ей было холодно. На шее у нее висел стетоскоп. Я остановил гольф-кар у самых ступенек и обошел его, чтобы помочь Джейкобсу выбраться. Дженни присоединилась ко мне.
— Слава Богу, вы здесь!
Ей приходилось кричать, чтобы слова не заглушал ветер, гнувший сосны и ели.
— Я уж думала, не приедете!
Ударила молния, и когда за ней последовал раскат грома, она вздрогнула.
— В дом! — заорал я на нее. — Быстро!
Ветер стал ледяным, и моя вспотевшая кожа, как термометр, зарегистрировала изменение температуры. До грозы оставались считанные минуты.
Мы завели Джейкобса на крыльцо, поддерживая с обеих сторон. Ветер развевал жалкие остатки его волос. Он по-прежнему держал трость и крепко прижимал к груди шкатулку красного дерева. Я услышал какой-то шорох, обернулся к Скайтопу и увидел, как ветер гонит по склону и сбрасывает с обрыва обломки гранита, отколотые предыдущими грозами.
Когда мы зашли внутрь, Дженни никак не могла закрыть за нами дверь. Мне это удалось, хотя и стоило больших усилий. После этого вой ветра немного утих. Я слышал, как поскрипывает деревянный скелет коттеджа, но он казался достаточно прочным. Вряд ли его могло сдуть ветром, а железный прут притянет все молнии, бьющие поблизости. По крайней мере я на это надеялся.
— В кухне есть полбутылки виски. — Джейкобс запыхался, но в остальном был спокоен. — Если только вы его не прикончили, мисс Ноултон.
Дженни покачала головой. Она побледнела, расширенные глаза блестели — не от слез, а от страха. Она подпрыгивала от каждого удара грома.
— Налей мне чуть-чуть, — велел мне Джейкобс. — На один палец. И себе и мисс Ноултон тоже. Выпьем за успех нашего предприятия.
— Я не хочу пить и не хочу никаких тостов, — сказала Дженни. — Я хочу одного: чтобы все это закончилось. Как я могла в это ввязаться?
— Иди, Джейми, — сказал Джейкобс. — Три порции. И поживей. Время не ждет.
Бутылка стояла на столе у раковины. Я взял три стакана и плеснул в каждый понемногу. Пил я очень редко, опасаясь, что алкоголь приведет меня обратно к наркотикам, но в этот раз он был мне необходим.
Когда я вернулся в гостиную, Дженни там не было. В окнах сверкали голубые вспышки молний; лампы то гасли, то снова ярко вспыхивали.
— Ей пришлось отлучиться к нашей пациентке, — сказал Джейкобс. — Я выпью ее порцию. Если, конечно, ты не захочешь.
— Вы отослали меня в кухню, чтобы с ней поговорить, Чарли?
— Чепуха.
Здоровая половина его лица улыбалась; другая оставалась серьезной и настороженной. «Ты знаешь, что я лгу, — словно бы говорила эта половина, — но теперь уже поздно. Так ведь?»