Возрождение
Шрифт:
Хью тяжело вздохнул.
— Были бы у меня дети, которые взяли бы бразды правления в свои руки, когда меня не станет… но часто ли так получается? Нет. Ты им говоришь, что хочешь передать им семейное дело, а они тебе: «Прости, пап, но мы с моим друганом-укурком, которого ты терпеть не мог, уезжаем в Калифорнию и будем там продавать серфингистам доски с вай-фаем».
— Теперь, когда ты выговорился…
— Давай, возвращайся к корням, чего уж там. Играй в ладушки с малюткой-племянницей и помогай брату реставрировать очередную классическую тачку. Сам знаешь, как у нас тут летом.
Ну
— Джордж Деймон что-нибудь запишет, — сказал я. – Он с помпой вернулся в строй.
— Ага, — сказал Хью. – Во всем Колорадо только у него «Я тебя увижу» и «Боже, благослови Америку» могут звучать одинаково.
— А то и во всем мире. Хью, у тебя ведь больше не было случаев призматики?
Он бросил на меня удивленный взгляд.
— Нет. Ты это к чему?
Я пожал плечами.
— У меня все нормально. Пару раз за ночь бегаю отлить, но, думаю, в моем возрасте это обычное дело. Хотя… хочешь, расскажу смешную штуку? Правда, для меня она скорее жуткая, чем смешная.
Я не был уверен, хочу ли, но отказываться не стоило. Было начало июня. Джейкобс еще не позвонил, но я знал, что позвонит обязательно.
— Я часто вижу один и тот же сон. Мне снится, что я в Арваде, в доме, в котором вырос. В дверь стучат. Даже не стучат — колотят. Открывать я не хочу, потому что знаю: это моя мать, и она мертва. Довольно глупо, потому что в Арваде она еще была жива и здорова как лошадь. Но я все равно знаю, что это она. Я иду по коридору. Хочу остановиться, но не могу – ноги меня не слушаются, как это и бывает во сне. К тому времени она уже молотит в дверь кулаками изо всей силы. И тут в голове у меня всплывает рассказ-страшилка, который мы проходили в старшей школе. Кажется, «Августовская жара».
«Не «Августовская жара», — подумал я. – «Обезьянья лапа». Это там колотят в дверь».
— Я тянусь к ручке и просыпаюсь весь в поту. Что думаешь? Мое подсознание пытается меня подготовить к скорому уходу?
— Возможно, — рассеянно согласился я, думая о другой двери. О дверце, увитой мертвым плющом.
Джейкобс позвонил первого июля, когда я обновлял программы от «Эппл» в одной из студий. Услышав его голос, я уселся перед пультом и уставился в окно репетиционной, в которой не было ничего, кроме разобранной ударной установки.
— Очень скоро тебе придется сдержать свое обещание, — пробормотал он, как пьяный, хотя при мне он никогда не пил ничего крепче черного кофе.
— Хорошо, — довольно спокойно ответил я. И почему нет? Ведь я ждал этого звонка. – Когда мне приехать?
— Завтра. Самое позднее – послезавтра. Подозреваю, ты не захочешь остановиться в моей гостинице, по крайней мере, не сразу…
— Правильно подозреваете.
— …но когда ты мне понадобишься, ты должен будешь приехать максимум через час. По моему звонку.
Я подумал об еще одной страшилке под названием «Ты свистни – тебя не заставлю я ждать».
— Договорились, — сказал я. – Но, Чарли…
— Что?
— Я вам уделю два месяца – не больше.
Он снова замолчал, но я слышал его дыхание. Дышал он с трудом, и это напомнило мне Астрид в инвалидном кресле.
— Что ж… договорились.
«Договорилишь».
— Что с вами?
— Пережил еще один инсульт. – («Иншульт»). – Говорю я не так ясно, как раньше, но голова ясна как никогда, уверяю тебя.
«Пастор Дэнни, исцели себя», — подумал я уже не впервые.
— Я вам кое-что сообщу, Чарли: Роберт Райвард мертв. Помните того мальчика из Миссури? Он повесился.
— Очень сожалею. – Непохоже, судя по его голосу, и на выяснение подробностей он времени тратить не стал. – Когда приедешь, сообщи мне, где ты остановился. И помни: не дальше, чем в часе езды от меня.
— Ладно, — сказал я и положил трубку.
Несколько минут я сидел в невероятно тихой студии, разглядывая развешанные по стенам обложки альбомов в рамочках. Потом позвонил в Рокленд Дженни Ноултон. Она ответила с первого гудка.
— Как там наша дама? – спросил я.
— Отлично. Набирает вес и проходит по миле в день. Помолодела на двадцать лет.
— Побочные эффекты были?
— Ни одного. Ни припадков, ни лунатизма, ни провалов в памяти. О событиях в «Козьей горе» она мало что помнит, но, думаю, оно и к лучшему, правда?
— А как вы, Дженни? У вас все хорошо?
— Нормально, но мне пора. У нас в больнице сегодня аврал. Слава Богу, у меня скоро отпуск.
— Вы же не оставите Астрид одну, да? Мне кажется, это было бы неразу…
— Нет, нет, что вы! – В ее голосе промелькнула нервозность. – Джейми, меня вызывают. Мне надо бежать.
Я сидел у потухшего пульта. Смотрел на обложки, теперь уже не пластинок, а компакт-дисков, размером с открытку. Поразмышлял о временах, когда получил в подарок на день рождения свою первую машину, «Форд-Галакси» 66-го года выпуска. Как мы потом рассекали на ней с Нормом Ирвингом. Как он подначивал меня давить на газ на двухмильном отрезке 27 шоссе, который мы называли Харлоуским треком: мол, надо проверить, на что старушка способна. На восьмидесяти милях в час передок начинал вибрировать, но мне не хотелось выглядеть слабаком (в семнадцать лет это очень важно), и я продолжал давить на педаль. На восьмидесяти пяти вибрация прекращалась. На девяноста автомобиль приобретал плавную, опасную легкость, почти утрачивая сцепление с дорогой, и я понимал, что вот-вот потеряю управление. Не касаясь тормозов – отец говорил, что на большой скорости это очень опасно, – я отпускал газ, и машина потихоньку замедлялась.
Хотел бы я сейчас сделать то же самое.
Отель «Эмбасси Суитс» возле аэропорта показался мне пристойным, когда я останавливался там после чудесного выздоровления Астрид, так что я снова поселился в нем. Была мысль в ожидании звонка пожить в «Касл-Рок Инн», но слишком велик был риск наткнуться на старого знакомого — на Норма Ирвинга, к примеру. И это непременно дошло бы до моего брата Терри. Он пожелал бы знать, что я делаю в Мэне и почему остановился не у него. Отвечать на эти вопросы мне не хотелось.