«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Туроверов Николай Николаевич

3

«Я еще не меняюсь в лице…»

– Вы были в Африке?

– Я служил в Легионе!

Из парижских разговоров

Я еще не меняюсь в лице, Но теряю последние силы: Это редкая муха Цеце В легионе меня укусила. Это значит: приходит пора С концом примириться железней. Удивляются все доктора Неизлечимой болезни. Это значит: не спать, а дремать, Не прося у людей состраданья. Кто смерть?

Ах, покойная мать Вызывает меня на свиданье.

4

«Хорошо, что кончается время…»

Хорошо, что кончается время У каких-то воздушных перил. Я казачье старинное стремя Под подушку себе положил. Ничего мне больше не снится, Стал мой мир изумительно прост. И босяк с хризантемой в петлице Меня увлекает под мост. 1961

«Только розы из Шираза…»

Ты пьян, Хайям,

И это - хорошо.

Омар Хайям (†1123)

Только розы из Шираза, и фантазия. Воспоминаньями могилы поросли. Персики, и Персия, и Азия. Первопричастница земли. Азия, поэзия! Тысячелетия Пред тобой стоят. И постоят еще. Ты прав, Хайям, в своем великолепии. Ты пьян, Хайям, и это - хорошо. 1961

Cом

Как рыба, плавать в глубине И Божий свет не видеть, Как черный сом, лежать на дне И солнце ненавидеть. Как человечий легкий рок, К созвездьям поднимаясь, Лететь назад, лететь в проток, Крестясь и чертыхаясь. Как… Я не знаю. Но потом, По-братски сдвинув плечи, Лежат на дне и черный сом, И остов человечий. 1961

Зима

1

«Все верит в молодость свою…»

Все верит в молодость свою, Которую никто не знает. «Была зима. Я был в бою. И снег уже не тает!» Побойся Бога: тает снег. «Возможно. И, порою, Я верю в это. Ах, набег Корниловской зимою».

2

«Уезжала на работу мать…»

Уезжала на работу мать, Ежедневную тяжелую работу. Как же ей ребеночка не взять, На работу - лучезарную заботу. Возвращалась мать домой. Устало Спал ребенок на коленях. Как всегда, За окном автобуса сияла Та же Вифлеемская звезда. 1962

«Что возразить тебе? Ах, бесполезно!..»

Что возразить тебе? Ах, бесполезно! В

потоке жалоб и угроз Уже дрожит единственный, железный Мой в этой жизни нерушимый мост. Все вверх ногами в сокрушительном потоке: Обломки покаяний и грехов, Дела и люди - строки, строки, Тобой переиначенных стихов. Любовь к стихам - чудесная обуза, Любовь к стихам - крушенье и беда. И мечется испуганная муза, Сгорая от девичьего стыда. 1962

«Дочь моя жила на воле…»

Дочь моя жила на воле: Приальпийские леса, И, на память о Тироле, Мне подарок привезла. Ах, тирольская избушка! Не избушка, а часы. В них живет моя кукушка Изумительной красы. Не на гибель, а на счастье Прокукуй мои года. Кто ты, неизвестный мастер? Не узнаю никогда. Не страшна тому черная ночь, У кого есть взрослая дочь. 1962

«Мне стыдно поднимать глаза…»

Мне стыдно поднимать глаза На самохвальные писанья. Была гроза, прошла гроза - Остались лишь воспоминанья; И вот, во имя новых гроз, В молниеносной передышке, Пиши о том, что перенес В крови, в слезах - не понаслышке. 1962

«Каждый день - одно и то же…»

«Каждый день - одно и то же. Бесконечны вечера, И сегодня так похоже На бездарное вчера. Каждый день и каждый вечер…» – Ну-ка, Муза, погоди: Расцелованные плечи, Ночь, и мальчик на груди. 1962

«Ты пил вино. Но не оно тебя…»

Ты пил вино. Но не оно тебя. Еще не ведал темного похмелья. Держался ты, и только за себя. Был каждый день, как новоселье. Ты прожил жизнь чудесную. Уже Пора домой, в родные степи, Рожденному на рубеже Великолепнейших столетий. 1963

Деревцо

Н.Г. Стортенбекер

Гляжу в окно, залитый светом. Пейзажа нет! Есть деревцо. Не надо быть большим поэтом, Чтоб полюбить его лицо, Еще зеленое такое На фоне уличных построек. Мы оба с ним обречены Уже не ждать другой весны. Не надо быть большим поэтом, Не надо жить в большом лесу. Есть деревцо! Люби за это Его прощальную красу. 1963