«Возвращается ветер на круги свои…». Стихотворения и поэмы

Туроверов Николай Николаевич

О сроках ведает один Всевышний Бог! Но нечего таиться и бояться, - На перекрестке всех дорог Нам надо устоять и удержаться. Не даром - кровь, и муки, и гроба, Скупые слезы казаков - не даром! Как ветер зерна, так и нас судьба Над всем земным пораскидала шаром. И надо не страшиться помирать, И знать, за что еще придется биться. У нас ведь есть глагол: «казаковать», Что значит: никогда не измениться. И тайной музыкой казачьих рек, И песнями ветров над ними, Мы крещены из века в век, Из рода в род мы рождены родными. Пройдет орда. И вырастет трава, Дубок расправится, грозою смятый. Над нами вечные покровы Покрова: Любить

все человечество как брата. Придет пора. И будет край родной От вод Хопра и до калмыцких станов, Где плакал над последней целиной Мой друг Бадьма Наранович Уланов.

Каникулы

1

«Глухой перелесок. Летают грачи…»

Глухой перелесок. Летают грачи. Такое безлюдье - кричи, не кричи - Никто не поможет, никто не спасет, Когда лиходей на тебя нападет. Но нет лиходея. Желтеет трава. От ожидания болит голова. Такая стоит непробудная тишь, Что завтра же утром - в Париж.

2

«Я от реки сидел невдалеке…»

Я от реки сидел невдалеке И пил вино, как надо, по заслугам, А ты в реке плыла на тюфяке, Надутом добродетельным супругом. И хорошо, что над тобой закат, Что мне уже безумие не снится. Подумать только: двадцать лет назад Была ты непорочная девица.

3

«В какой-то хате под Парижем, без простынь…»

В какой-то хате под Парижем, без простынь Лежу в халате, при свече, не зная, Что мне приснится ветерка полынь Давным-давно покинутого края. Я все любил и все любить готов, Расцеловать неподходящий возраст, Мой дальний край, и Францию, и кров Хатенки этой, потонувшей в звездах.

4

«Голубое, белое, зеленое…»

Голубое, белое, зеленое Небо, облако, луг. Ни в каких боях не опаленное, Наше знамя, разлученный друг, Будет нам везде служить порукою В том, что мы с рождения одни, Что ни ссорой, ни разводом, ни разлукою Невозможно нас разъединить.

«Не стихи, а что стоит за ними…»

Не стихи, а что стоит за ними, Только то еще волнует нас - О любви, непонятой другими, Краткий целомудренный рассказ.

«Не съест глаза нам едкий дым…»

Не съест глаза нам едкий дым, Ведь мы с тобою не такие, Чтоб дым нас ел. Вообразим Себя на юге. Но в России. Среди левады. У костра Над приазовскою водою Пора, мой милый друг, пора Тебе воображать со мною. Что это не французский лес, И что поет по-русски птица. Христос Воскрес, Христос воскрес, Чтоб никогда не ошибиться.

Праздник

Ему объявили сквозь слезы, Что в этом печальном году Не будет Деда Мороза И елок в дворцовом саду. Все будет и бедно, и просто, Что все ожидания зря: Но не заплакал подросток, Последний наследник царя.

Приметы

Ты верна своим приметам, И котятам, и луне, Ты верна себе, при этом Ни на грош не веришь мне. Что ни день, то испытанье: Перешел дорогу кот, И луна, как в наказанье Кривобокая встает. 1959

«Века веков - все обратится в прах…»

Века веков - все обратится в прах: Не будет тьмы, но

и не будет света. Но вот любовь еще цветет в сердцах И вдруг дождется полного расцвета.

«Мы их знавали по войне…»

Мы их знавали по войне: Всегда в папахе, на коне, Они делили с нами, Того не зная сами, Всю славу незакатных лет. Теперь их с нами больше нет. Их нет давно, и мы не те. В сорокалетней пустоте Осталась только память О верности меж нами.

Таверна

Жизнь прошла. И слава Богу! Уходя теперь во тьму, В одинокую дорогу Ничего я не возьму. Но, конечно, было б лучше, Если б ты опять со мной. Оказалась бы попутчик В новой жизни неземной. Отлетят земные скверны, Первородные грехи, И в подоблачной таверне Я прочту тебе стихи.

«Сегодня в первый раз запел…»

Сегодня в первый раз запел Какой-то птенчик на рассвете, И я опять помолодел - Конец зимы! За годы эти Я полюбил тепло весны, Как нестареющие сны, Как мимолетное свиданье, Как поэтический рассказ, Как это пылкое лобзанье, Как этот блеск счастливых глаз.

«Скоро успокоюсь под землею…»

Скоро успокоюсь под землею Навсегда я от земных трудов. Над моей могильной, черной мглою Стаи пролетят других годов… Будет биться жизнь еще под солнцем, Будут плакать так же, как и я, Будут мыслить все над Чудотворцем, Спрашивая тайны бытия…

Однолеток

Подумать только: это мы Последние, кто знали И переметные сумы, И блеск холодной стали Клинков, и лучших из друзей Погони и похода, В боях израненных коней Нам памятного года В Крыму, когда на рубеже Кончалась конница уже. Подумать только: это мы В погибельной метели, Среди тмутараканской тьмы Случайно уцелели. И в мировом своем плену До гроба все считаем Нас породившую страну Неповторимым раем.

Совесть

Эти кресла, в которых никто не дремал, Неприступные эти диваны, На которых никто, никогда не поспал, Ни влюбленный, ни трезвый, ни пьяный. Эти книги, которых никто не читал, Эти свечи еще не горели, - Этот зал без гостей, удивительный зал, Где ни разу не пили, не пели. И фарфор, и хрусталь: но никто уж не пьет Из него за подругу, за друга, И коснувшись, нечаянно, вдруг разобьет, От смертельной тоски, от испуга. Эта жизнь для вещей, эта жизнь без людей. Без пылинки на звонком паркете. Это совесть твоя: молчаливый лакей, Бритый черт в полосатом жилете.

«Короче, как можно короче…»

Короче, как можно короче, Яснее, как можно ясней - Двенадцать сияющих строчек Любви неповторной моей.

«Что тебе, мой тайный и чудесный…»

Что тебе, мой тайный и чудесный, Самому мне не подвластный дар - Этот страшный, беспощадный, тесный, Жизнь испепеляющий пожар; Бесприютный, беспокойный, устремленный, Задохнувшийся в телесной тесноте, Умирающий, но все еще влюбленный Голос мой, взывающий к тебе.