Возвращение астровитянки
Шрифт:
— Ничего не понимаю, — удивилась мать. — Ты не сумел обаять одинокую девушку, в которую влюбился? Позор!
Майкл помедлил. Объяснить матери суть проблемы он не мог. Матери — про Элизу? Невозможно.
— Я думаю, что мы не подходим друг другу…
Когда он выговаривал эти слова, то чувствовал себя премерзко.
— Это обычно решает сердце, а не мозг… — изумилась мать. — Она что — глупа, больна, уродина, из социальных низов или ещё что?
— Нет, нет! — шарахнулся Майкл. — Она красавица и умница…
— Сын, ты меня пугаешь! — заявила мать. — Посоветуйся сам с собой, если не хочешь советоваться со мной: самому-то
Майкл только улыбнулся. Мать помедлила, потом сказала:
— Я, конечно, категорически против серьёзных шагов без обдумывания… Но, вообще говоря, с тобой всё легче… ты не наследник династии и далеко не так жёстко ограничен в личной жизни, как твоя сестра… — Королева Николь вздохнула. — Впрочем, ты молод — у тебя будет ещё много таких трагедий и переживаний… Главное — не забывай звонить мне каждый день!
Майкл долго сидел перед выключенным т-фоном и думал, низко склонив голову над своей душой.
Если бы мама знала, о ком идёт речь, она разъярилась бы как настоящий леопард, а, может, и прокляла бы Майкла, пригрозила бы отлучить от дома, от наследства и чего-нибудь ещё. Женщины теряют самообладание, когда речь идёт об опасной сопернице, даже давней. Но, конечно, это делалось бы для его, Майкла, блага…
Впервые в жизни Майкл подумал о матери не как о ласковой маме или мудром политике, а как о женщине, способной на безрассудные чувства и поступки. Это было странное ощущение: будто Майкл внезапно повзрослел и перешёл на новый уровень понимания жизни, на котором осознаёшь, что никто не застрахован от неверных шагов, даже всезнающие и опытные родители. Рано или поздно наступает момент, когда ты должен решать и ошибаться в этой непростой жизни сам за себя.
Он быстро встал, надел куртку и вышел.
Элиза работала редактором журнала «Неотразимость стиля». Она, собственно, была его основателем и владельцем. Элиза придумала этот журнал пятнадцать лет назад, потом два года разрабатывала концепцию издания, изучала читательский рынок и подбирала сотрудников. И вот уже около десяти лет журнал не только окупал себя, но и приносил неплохую прибыль. Но доход мало волновал Элизу, хотя и был важным индикатором успешности журнала.
Ей было интересно работать журналистом, писать статьи, аналитические обзоры, прогнозировать тенденции в культурной жизни, самой способствовать позитивным сдвигам в социуме. Стиль оказался целым цивилизационным пространством — его быстро меняющиеся парадигмы возникали на стыке искусства и моды, рекламы и бизнеса, личных пристрастий и общественных предпочтений. Стиль существовал в одежде и литературе, в науке и архитектуре, в сексе и политике.
Стиль был средством спасения индивидуума в многомиллиардном безликом море. Стиль мог быть криком, а мог быть шёпотом. Чем тоньше стиль, тем он проникновенней, полагала Элиза. Агрессивность отталкивает, и только ненавязчивые послания трогают по-настоящему. «Настоящий стиль неуловим и неотразим» — это было кредо её журнала. Стиль отражает индивидуальность и одновременно приглашает к диалогу. Стиль — это тайный знак, который нужно расшифровать, а взаимная тайна сближает.
Элиза, одетая в светлый брючный костюм, не спеша шла по бульвару к редакции и обдумывала обложку нового номера. Девушка с удовольствием разглядывала свежую зелень, упорно пробивающуюся сквозь щели кирпичной мостовой, и до последнего момента не замечала Майкла, стоявшего возле бульварной скамейки с цветами в руках. А когда она увидела его прямо перед собой, то вздрогнула, как от удара по лицу, и мгновенно побледнела, не сводя с него глаз.
— Элиза, прошу простить меня… — начал взволнованный Майкл, неловко держа в руке букет белых лилий.
Элиза, тяжело дыша, невероятным усилием отвела глаза от Майкла и резко вздернула руку в жесте отрицания и отгораживания. Послышался прерывающийся голос:
— Зачем?.. Я не могу видеть вас… Вы меня убиваете… Кожа Элизы обескровилась до синевы.
Майкл совершенно не знал, что делать дальше, и растерянно протянул ей букет:
— Это вам…
Но девушка не слушала его — схватившись за грудь, она дышала всё тяжелее и склонялась всё ниже, бормоча:
— Меня сейчас стошнит…
Но в следующий момент она потеряла сознание и упала на мостовую.
Вернее, упала бы, если бы Майкл в ужасе не отбросил цветы и не подхватил девушку. Сам бледный, как хрустящие под ногами лилии, он усадил её на скамейку, стоящую совсем рядом, и уже хотел вызвать медиков, как браслет на руке девушки помигал огоньками и сказал тоненьким голосом:
— Врач не нужен. Сейчас обморок пройдёт. Прошу вас удалиться.
Майкл удивился и рассердился, но браслет настаивал:
— Прошу удалиться, иначе я прогнозирую ухудшение состояния пациентки!
Молодой человек не посмел перечить диагносту, но не ушёл, а отодвинулся за спину девушки и придерживал её за плечи до тех пор, пока она не пришла в себя и опасность падения миновала. Лишь тогда он отпустил её и неслышно исчез.
Майкл с невыразимым отчаянием смотрел издали, как Элиза встала со скамейки, прижала ко рту платок и, покачиваясь, побрела в здание.
Что же мне делать, если девушку, в которую я влюбился, начинает тошнить от одного моего вида?! Мое лицо вызывает у неё психологическую аллергию, рефлекторное отторжение вплоть до обморока…
Раздавленные белые лилии так и остались лежать на красном кирпиче грустным натюрмортом.
Элиза еле дошла до офисной комнаты отдыха и обливалась ледяной водой до тех пор, пока не смыла всю косметику с бледного лица. Потом она забралась в кабинет, напугав секретаря Миру мокрым взъерошенным видом, и заперла за собой дверь. Рухнула на диван ничком и пролежала так весь день, перекусывая успокоительными таблетками. Ни о какой работе она думать не могла и, в ответ на встревоженный крик Миры за дверью, отменила все сегодняшние встречи, хотя одна из них — с крупным рекламодателем — была важной, запланированной ещё месяц назад.
Редкие мысли, которые забредали в её больную голову, были странны.
Как она, упав в обморок, оказалась сидящей на скамейке? Почему ей кажется, что кто-то крепко обнимал её за плечи?
Домой она доехала на такси.
На следующий день Элиза с трудом взяла себя в руки и сумела немного поработать над макетом нового номера.
Постепенно всё улеглось и покатилось привычной колеей. Только ходить в редакцию Элиза стала по другой стороне бульвара — вид лавочки, возле которой у неё состоялось столь памятное свидание с молодым Уолкером, стал ей неприятен. Она даже подумывала об аренде здания в другом районе, но это грозило нарушением такого количества привычек, что Элиза отбросила идею, привлекательную лишь с одной стороны улицы.