Возвращение на родину
Шрифт:
Добавлю, что господин Жан владел нашим языком так, словно вырос у нас на родине. Знал ли он немецкий? Конечно, и очень хорошо. Но, по правде говоря, спрашивать у него об этом было бы излишне, — так же как я уже не помню у какой прусской королевы, которая разговаривала обычно только по-французски. Вдобавок он особо интересовался всем, что касалось Франции. Он любил наших соотечественников, искал встречи с ними, оказывал им помощь. Собирал все касавшиеся Франции новости и материалы, и они являлись излюбленной темой его разговора.
Впрочем, господин Жан принадлежал к классу промышленников и коммерсантов и, понятно, страдал от заносчивости чиновников и военных. Обычный удел всех начинающих деловых людей, которые не имеют связи непосредственно с правительством.
Какая жалость, что Жан Келлер был только наполовину, а не Целиком французом! Что вы хотите? Я, не впадая в умные рассуждения, говорю то, что чувствую. И если не особенно восторгаюсь немцами, так это потому, что близко столкнулся с ними во время службы в пограничных гарнизонах. У представителей высших классов, даже если они, как это и должно быть, вежливы со всеми, всегда проявляется природная надменность характера. Я не отрицаю их достоинств, но у французов они другие. Во всяком случае, эта моя поездка в Германию вряд ли заставит меня переменить свое мнение.
После смерти отца господину Жану, тогда еще студенту Геттингенского университета [55] , пришлось вернуться домой. Госпожа Келлер нашла в нем умного, деятельного и трудолюбивого помощника. Однако хозяйственной сметкой его способности не ограничивались. Он был очень образован, и не только в области коммерции, как говорила сестра, ибо сам я не мог судить об этом. Он любил книги. Любил музыку. У него был красивый голос, хотя не такой сильный, как у меня, зато приятный. Впрочем, каждому свое. Когда я, например, командовал своим солдатам: «Вперед!.. Шире шаг!.. Стой!..» — никто не жаловался на зычность моего голоса. Но вернемся к господину Жану. Ведь если бы я дал себе волю, то только бы и делал, что нахваливал его. Пусть лучше о нем судят по его делам. Надо учесть, что после смерти отца на него легла вся тяжесть ведения дел. Ему пришлось сильно потрудиться, так как состояние их оказалось весьма запутанным. Жан преследовал одну цель — наладить во всем порядок и привести торговые дела к завершению. К сожалению, тяжбе, которую он вел с правительством, казалось, не будет конца. Важно было постоянно следить за ходом процесса и, чтобы не упустить чего-либо, часто ездить в Берлин. Ведь от исхода этого дела зависело будущее семьи Келлер. В конце концов, права семейства были столь неоспоримы, что оно не могло не выиграть процесс, несмотря на все недоброжелательство судей.
55
Геттингенский университет — в германском городе Геттингене, основанном в 1210 году. Университет создан в 1737 году, имеет высокую репутацию.
В день моего приезда, в полдень, мы обедали за общим столом. Мы сидели совсем по-семейному. Вот как отнеслись ко мне в этом доме. Я устроился рядом с госпожой Келлер. Моя сестра Ирма занимала свое обычное место около господина Жана, напротив меня.
Говорили о моем путешествии, о перенесенных дорожных трудностях, о положении в стране. Я догадывался, что беспокоит госпожу Келлер и ее сына: возможное передвижение войск, будь то прусских или австрийских, к границе Франции. В случае возникновения войны дела Келлеров могли надолго осложниться.
Но лучше было за этим первым обедом не касаться таких грустных вещей. А потому господин Жан переменил тему разговора, и я оказался в центре внимания.
— Ну как ваши походы, Наталис? — спросил он меня. — Вам ведь довелось сражаться в Америке. Встречали ли вы там героя-француза маркиза де Лафайета, пожертвовавшего свое состояние и посвятившего жизнь делу борьбы за независимость?
— Да, господин Жан.
— А видели вы Вашингтона?
— Как теперь вижу вас, — отвечал я. — Он — высоченного роста, с руками и ногами гиганта!
Помнится, именно это больше всего поразило меня в американском генерале.
Пришлось рассказать все, что я знал о битве при Йорктауне, и о том, как граф де Рошамбо буквально «отделал» лорда Корнуоллиса.
— А после возвращения во Францию, — спросил меня господин Жан, — вам не приходилось участвовать в кампаниях?
— Ни разу, — ответил я. — Наш Королевский пикардийский постоянно передислоцировался [56] из одного гарнизона в другой. Мы были очень заняты…
56
Передислоцироваться — изменить место расположения войск, а также предприятий, учреждений и т. п.
— Верю, Наталис. Настолько заняты, что ни разу не имели времени черкнуть сестре хотя бы пару строк о себе!
При этих словах я невольно покраснел. Ирма тоже слегка смутилась. Наконец я собрался с духом. В конце концов, тут нет ничего стыдного.
— Господин Жан, — ответил я, — если я не писал сестре, то только потому, что мне это дело не под силу.
— Вы не умеете писать, Наталис? — изумился господин Жан.
— Не умею, к моему большому сожалению.
— А читать?
— И читать! В пору моего детства, даже если бы, предположим, родители и могли израсходовать немного денег на мое обучение, ни в нашей деревне Гратпанш, ни в округе не было ни одного учителя. Ну а потом, я не расставался с солдатским ранцем на спине и ружьем на плече. А обучаться грамоте в перерыве между двумя походами — где уж там! Так и получилось, что тридцатилетний сержант не умеет ни писать, ни читать…
— Ну так мы вас научим, Наталис, — сказала госпожа Келлер.
— Вы, мадам?..
— Да, — добавил господин Жан, — и моя мать, и я, мы все займемся этим… У вас отпуск два месяца?..
— Да, два месяца.
— И вы, надеюсь, думаете провести его здесь?
— Да, если я вас не стесню.
— Брат Ирмы не может нас стеснить, — заметила госпожа Келлер.
— Дорогая госпожа, — промолвила сестра, — когда Наталис узнает вас получше, у него не будет подобных мыслей!
— Располагайтесь, как у себя дома, Наталис, — сказал господин Жан.
— У себя дома!.. Но, господин Келлер… У меня никогда не было дома…
— Ну, располагайтесь, если вам угодно, как дома у сестры. Оставайтесь здесь, повторяю, сколько понравится. И в течение вашего двухмесячного отпуска я берусь научить вас читать и писать.
Я не знал, как и благодарить его.
— Но, господин Жан, — вымолвил я, — есть ли у вас свободное время для этого?
— Два часа утром и два часа вечером — вполне достаточно. Я буду задавать вам каждодневные уроки.
— Я помогу тебе, Наталис, — сказала мне Ирма, — поскольку немного умею читать и писать.
— Из нее получится прекрасная помощница, — отозвался господин Жан, — ведь она была лучшей ученицей моей матери!
Что ответить на такое предложение, сделанное от всего сердца?
— Что ж, я согласен, господин Жан, я согласен, госпожа Келлер, и спрашивайте с меня уроки по всей строгости!..
Господин Жан снова заговорил:
— Видите ли, дорогой Наталис, человеку необходимо уметь читать и писать. Подумайте о том, сколь многого не знают бедные люди, не выучившиеся грамоте! Какие они темные! Это такое же несчастье, как не иметь глаз! Вдобавок вы не сможете продвинуться в чинах. Сейчас вы сержант, это прекрасно, но как вам подняться выше? Как вам стать лейтенантом, капитаном, полковником? Вы так и останетесь тем, кем вы есть, а ведь негоже, чтобы неграмотность стала для вас камнем преткновения.