Возвращение ненормальной птицы. Печальная и странная история додо
Шрифт:
Глава 1 Самые странные существа
В рамках западной традиции карты мира часто населяли странными существами. В первом веке н. э. Плиний Старший написал «Естественную историю», наполняя страны, завоёванные Римской империей, как реальными, так и мифическими животными. Среди них были амфисбены, змеи с головами на обоих концах тела, которые ассоциировались с чувствами пустоты и потери собственной личности; яйцо, сделанное из змей, которое использовалось в ритуалах друидов, и плодоносные ветры, способные оплодотворять кобылиц. Эта традиция описания экзотического и далёкого была блестяще продолжена несколько подзабытым языческим автором Гаем Юлием Солином, которому дали прозвище «Рассказчик множества историй», или Полигистор. Около 250 г. н. э. Полигистор издал самое полное и всеобъемлющее собрание географических мифов, названное «Colectanea rerum memorabilium» («Собрание достойных упоминания вещей»*). В мире Солина чудеса были повсюду. В Италии можно было бы найти людей, которые сами приносили себя в жертву Аполлону, танцуя нагишом на горящих углях, удавов, которые питались молоком коров, и рысь, моча которой затвердевала до «твёрдости драгоценного камня, который обладает магнитными свойствами и цветом янтаря».1 В Реджо сверчки и кузнечики всё ещё не смели петь, потому что Геракл, которого когда-то потревожил их шум, приказал им замолчать. Далее, в Эфиопии, собакоголовые обезьяны управлялись королём-собакой, а на побережье жили одноглазые люди. На Ниле можно было найти муравьёв размером с волка. В
* Также в русском переводе это произведение называют «О достойном памяти» или «Собрание достопамятных сведений». – прим. перев.
Германии
Т-О-карта седьмого века из «Этимологий» Святого Исидора Севильского. (Любезно предоставлено Отделом редких книг Библиотеки Конгресса.)
собакоголовых людей, пигмеев, змей, великанов, говорящих птиц и других странных существ, которые водятся по пути через «дремучие леса Индии». 5 Некоторые истории описывают путешественников, отправившихся в плавание по океану, чтобы найти Рай на каком-то-пока-ещё-неизвестном острове. Иногда они обнаруживали места такой невероятной красоты, что казалось, будто сам Бог задумал их для вечного наслаждения верующих в него. Самым известным среди них был остров Святого Брендана Мореплавателя, впервые описанный в шестом веке ирландским монахом, которого звали так же. Многие истории об этом мифическом месте рисуют остров в образе Эдема. Но этот Эдем всегда предстаёт перед нами странным, немного потревоженным, полным фантастических обитателей вроде чудесного дерева, на котором вместо плодов растут птицы, или огромного существа с дыханием настолько сладким, что оно могло зачаровывать свою добычу и приманивать других животных к своему логову. Как в случае со многими другими историями этого жанра, раннесредневековые представления об этом Эдеме были крайне противоречивыми. Более поздние авторы иногда считают этот остров Ирландией, и здесь Эдем становится весьма похожим на ад, где жители говорят иными языками и любят предаваться кровосмешению. Остров Святого Брендана продолжал появляться в картах, располагаясь в разных океанах, вплоть до семнадцатого века. И потому совсем не удивительно, что гугеноты, покинувшие Европу ради устроения своей собственной Утопии на острове Реюньон (см. главу 5), были убеждены, что конечный пункт их путешествия был настоящим раем на Земле.Само собой разумеется, все эти «исследования», будь то реальные события или элементы европейского фольклора, продолжали заполнять карты мира всё более и более странными существами. Многие из них были заимствованы из устной традиции, основанной на классических книгах вроде вышеупомянутых «Естественной истории» и «Собрания достойных упоминания вещей». Другие были вольными интерпретациями священных текстов. Во времена позднего Средневековья и авторы-монахи, и светские авторы начали превращать мифических чудовищ в христианские символы. В исследованиях того времени изобилуют обороты вроде: «Об этих вещах нам рассказал Плиний; но он говорил о чудесах, а я говорю о морали».6 На протяжении четырнадцатого и пятнадцатого веков авторы использовали народную поэзию предшествовавших веков, чтобы объяснить других ужасных мифических существ. Ужасная змея якул символизировала «холеру и психическое расстройство», а ядовитое растение с Сардинии, которое заставляло свои жертвы умирать от смеха, показывало всем, что «радости этого мира ведут к смерти».7 Некоторые из животных, вроде индийской мантикоры, были настолько страшными и пугающими, что авторы предпочитали представлять их во всей ужасающей красе, не заботясь об их моральном значении:
У неё тройной ряд зубов, лицо человека и зелёные глаза; её цвет красен, словно кровь, у неё тело льва, остроконечный хвост с жалом, как у скорпиона, а её голос – шипение. Она лакома до человеческой плоти. Её лапы очень сильные, и она может так хорошо прыгать, что даже самая большая стена или препятствие не может её остановить.8
Настоящие животные, которые населяли эти дальние и удивительные земли, также были важны. Пантера, религиозные истолкования которой появлялись уже с двенадцатого века, была знаменита благодаря предполагаемой сладости своего дыхания: «Когда другие животные слышат её голос, они собираются из дальних и ближних мест и следуют за ней везде, где она ходит. Таким же образом Господь наш Иисус Христос, пантера во плоти, сошёл с небес, чтобы спасти нас от Дьявола».9 В своём сочинении «О свойствах вещей» в 1240 году монах-доминиканец Бартоломей Английский объяснил, что его работа покажет «загадки Священного писания, которые переданы и сокрыты Святым Духом в символах и проявлениях свойств всех вещей, естественных и искусственных».10Другие, более обычные существа с разнообразными моральными толкованиями также включались в эти средневековые «естественные истории». В число часто упоминаемых животных входят собаки, чья преданность внесена несколькими авторами в перечень «видимых чудес Бога, которые являют себя на фоне более общих законов Природы».11 Также упоминаются слон, аравийский Феникс, эфиопский сатир и белощёкие казарки*; последние отпочковываются от дерева, увешанного прорастающими птицами на манер цветов. Следуя
* Английское название белощёкой казарки barnacle goose связано с поверьем, что эти птицы рождаются из морских желудей (англ. barnacle) – сидячих усоногих ракообразных. На дереве в виде плодов обычно изображаются другие животные – морские уточки (Lepas), также усоногие ракообразные, похожие на стилизованное изображение утки. – прим. перев.
августинианской традиции, авторы этого времени настаивали на том, что эти чудеса были задуманы для того, чтобы верующие восторгались творением и, посредством творения, мудростью и могуществом Творца. Это утверждение прекрасно отражено в данном отрывке о морских чудовищах, написанном Фомой из Кантимпрэ, французским монахом тринадцатого века:
Они даны нам Всемогущим Богом на диво Миру. Потому что в этом смысле они кажутся весьма удивительными, так как редко являют себя глазам людей. Истинно будет утверждать, что Бог почти никогда не поступал столь удивительно по отношению ко многим другим вещам под небесами, за исключением человеческой природы, где мы можем увидеть отражение Святой Троицы. Потому что может ли что-либо под небесами выглядеть удивительнее, чем кит?12
Этот мир фантазии лишился бы изрядной доли своих чудес и чудовищ, служащих и не служащих Богу, в свете реальных описаний мира, сделанных путешественниками. И миссионеры-францисканцы, чьи дальние путешествия в тринадцатом веке позволили накопить множество знаний о странах, лежащих за Волгой,13 и крестоносцы – все они имели возможность узнавать о дальних странах из первых рук. И что интересно, хотя знания, накопленные в это время, были изложены Папе Римскому, приукрашенные истории об их путешествиях с весьма сильно преувеличенными опасностями, не говоря уже о многих чудесах, свидетелями которых они были, распространялись намного быстрее, чем настоящие письменные документы. Так мир наполнялся всё новыми и новыми массами чудовищ, поджидавших человечество в каждом его уголке. Насколько пышным цветом цвели эти поверья, наглядно показывает впечатляющее «Письмо пресвитера Иоанна, царя Индийского»*. Этот документ, написанный анонимным автором, распространился и переводился по всей Европе с одиннадцатого по пятнадцатый века. Пресвитер Иоанн предположительно был христианским королём, который жил где-то на таинственном Востоке. (Хотя он представлен как «Индийский», его столица, вероятнее всего, располагалась в Эфиопии.) Но где бы в мире он ни находился, утверждалось, что он был сказочно богат, владел постояно возрастающим количеством армий, состоящих
* В русских переводах также известно как «Сказание об Индейском царстве». – прим. перев.
из странных существ с удивительными умениями, и предлагал всё это к услугам Папы Римского, чтобы помочь спасти мир от мусульманской угрозы. Пресвитер Иоанн утверждал, в том числе, что владел стаями птиц, которые могли поднять в воздух верблюда, армиями пигмеев, солдат, которые были наполовину человеком и наполовину собакой, реками, дно которых вымощено золотом и серебром, берущими начало в набитых сокровищами подземных шахтах, и целой областью, населённой исключительно женщинами-каннибалами, которые были свирепыми воительницами. С каждым переводом и с каждой новой копией численность и чудесные качества его боевого зверинца возрастали до всё более и более внушительных размеров, давая нам ясное представление о состоянии естествознания в средневековом европейском сознании.Настал ли конец этим видениям с началом эпохи европейских путешествий и открытий? К концу восемнадцатого века существа Солинуса были стёрты с карт, острова Святого Брендана больше не было, а знаменитых собакаголовых людей (известных средневековым учёным как «кинокефалы») так нигде и не нашли. Приняла ли Европа эту утрату тайны и волшебства без борьбы?Конечно же, нет.Прежде всего, когда сцену покинули восьмипалые люди, в поле зрения попали настоящие людские общества. Хотя исследователи часто считали эти общества такими же любопытными, как их мифические аналоги, многие из них также видели их благосостояние, счастье и спокойствие, которые были давно утрачены в Европе. Начиная с шестнадцатого века, литература о путешествиях, зачастую написанная служителями церкви, хвалила гармоничный уклад жизни вновь обнаруженных людских обществ. По словам этих авторов, американские индейцы жили в мире и в совершенном равновесии с природой, мудрые китайские правители издавали щедрые и благоприятные законы, гарантирующие их подданным счастье, а тихие африканцы нашли лекарства от всех бед, используя данное им свыше знание о волшебных свойствах окружающего их мира.Эта литературная тенденция вскоре эволюционировала из строгого отчёта в сатиру, что блестяще продемонстрировали «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. Перенос бед Европы на далёкие земли – это безопасный способ критики правительства, при котором риск возмездия будет
Долгие годы у многих людей складывалось мнение, что фраза «Здесь могут водиться драконы» всегда помещалась на карте там, где заканчивалось знание изготовителя карты. Хотя эта фраза ясно обозначает опасения, которые существовали у многих средневековых картографов в отношении дальних стран, эта фраза появилась только на данном медном глобусе Ленокса, сделанном в шестнадцатом веке. (Отдел редких книг, Нью-Йоркская публичная библиотека, фонды Астор, Ленокс и Тилден.)
не слишком велик, равно как изображение совершенных обществ на вымышленных островах было безопасным способом принять участие в пропаганде среди широких масс народа. Это литературное движение совпало со знаменитым описанием «благородного дикаря», которое сделал Жан-Жак Руссо, опираясь на популярное в те времена представление «La-bas, on etait bien» (Хорошо там, где нас нет). Для французского мыслителя Мишеля Экема де Монтеня и его современников этим la-bas была Америка, страна с мирными индейцами и обширными богатыми землями, открытыми для Европы в качестве великой возможности начать всё сначала и вновь обрести счастье.По мере того, как Америка стала лучше известной и сильнее колонизированной, и из-за этого перестала подходить для такого рода мечтаний, философам и сатирикам требовалось найти на карте какое-то другое место для своих совершенных обществ. К тому времени, когда в восемнадцатом веке Дени Дидро начал создавать свои произведения, идеализированным местом стал остров Таити или какие-то другие острова в южной части Тихого океана, в зависимости от автора. Луи Фроке издал свою провокационную, написанную в сатирическом ключе «Terre Australe Connue» («Известная Южная земля»), где рассказал читателям об острове в Полинезии, который населён обнажёнными гермафродитами, живущими без правил, иерархии и бога. И тогда религиозные власти впервые выразили свой протест.Мысль об этом новом и замечательном месте в значительной степени вышла из моды к девятнадцатому веку, но в то же время она вдохновила многих на то, чтобы идти и искать идеальное место для своей собственной отдельной утопии – что, как мы увидим дальше, было ключевым фактором в открытии птицы додо.В ходе своих путешествий европейцы, конечно же, не встречали мантикор или иакулов, но столкнулись лицом к лицу с совершенно новым бестиарием, который был во всех отношениях столь же причудливым и удивительным, как истории со старинных карт. Всевозможные новые и экзотические природные предметы, поступающие со всех стран света, вскоре стали обязательным украшением сокровищниц богатых и сильных мира сего. В роли таких украшений могли выступать камни или раковины, которые мастера своего господина кропотливо отделывали золотом, серебром, эмалью и драгоценными камнями; или же они выставлялись на обозрение в том виде, в каком были обнаружены. Во всяком случае, никто не находил зазорным усилить их достоинства символическим или магическим толкованием: страусовые яйца украшали церкви в качестве яиц грифона, клыки морского льва* высились на алтарях как рога единорогов, а забальзамированные крокодилы были объектом страсти богатых женских монастырей.Хотя, вероятно, ничто не оказывало большего влияния на паству аббата или на подданных императора, чем живые экземпляры, которые привезли издалека и которые сумели чудесным образом выжить во время долгого пути домой. Ничто не помогало могущественному человеку шестнадцатого века выглядеть ещё более могущественным сильнее, чем богатое собрание экзотических животных. И в равной степени ничто не могло дать уличному торговцу больше удовольствия от быстрой прибыли, чем выставить напоказ – внутри палатки, чтобы прохожему пришлось за несколько монет зайти внутрь и увидеть своими собственными глазами – ранее никогда не виданное животное, причём живое. И в обоих случаях, чем страннее выглядело это животное, тем лучше.Вот, почему птицу додо с Маврикия привозили на кораблях в европейские порты и продавали как аристократам, так и уличным торговцам.Остальное – это уже история.
1 C. Julius Solinus and Arthur Golding (trans.), The Worthie Work of Iulius Solinus Polyhistor: Contayning Many Noble Actions of Humaine Creatures, with the Secretes of Nature in Beastes, Fyshes, Foules, and Serpents: Trees, Plants, and the Vertue of Precious Stones: With Diuers Countryes, Citties and People: Verie Pleasant and Full of Recreation for All Sorts of People, London: Printed at I. Charlewoode for Thomas Hacket, 1587.2 Там же.3 Там же.4 Lactantius and Michel Perrin (ed., trans.), L’ouvrage du Dieu Createur, Paris: Editions du Cerf, 1974. Перевод с французского: Клара Пинто-Коррейа.