Возвращение великого воеводы
Шрифт:
– Может, весточку ему послать как-нибудь?
– Как? – Безуглый в недоумении развел руки в стороны. – Все, что я могу придумать, – это бежать ночью через кремлевскую стену.
– Но… – Ольга стояла, крепко обхватив себя руками за плечи. Ее перестала бить дрожь. Казалось, она уже успокоилась, справившись со своим волнением. – Это ведь непросто – сбросить веревку со стены и спуститься по ней так, чтобы стража тебя не заметила?
– Где наша ни пропадала… – Безуглый залихватски махнул рукой, явно стараясь вселить толику оптимизма в сердце своей подопечной. – На то и ночь, чтоб людям спать хотелось. Ночью и разглядеть сложнее, а уж попасть в движущуюся цель – тем более. Не беспокойся,
– Хорошо, – спокойно сказала Ольга, соглашаясь с ним. – Сделаем, как ты говоришь, Гаврила Иванович. Только нельзя мне в женском обличье в Кремле появляться. Узнают, сам говорил. Давай-ка сделаем, как в Несебре. В мальчика-подростка я переоденусь. Ты иди, Гаврила Иванович, а к вечеру сюда вернешься с одеждой. Найдешь?
– Да уж расстараюсь…
– А я тебя здесь буду ждать. Здесь меня никто не найдет.
– Здорово придумала, матушка, – обрадовался Безуглый. – Вот теперь я точно уверен, что нас никто задержать не сможет. Как стемнеет, так мы с тобой на воле окажемся.
– Иди тогда, Гаврила Иванович. Поторопись, тебе еще надо успеть приготовить все необходимое.
– Ну, пошел я. Не беспокойся, ни мгновения лишнего не задержусь.
Безуглый уже повернулся, чтобы уйти из подземного зала, но Ольга вновь остановила его:
– Да, Гаврила Иванович, оставь мне фонарь. Боюсь я без света-то. А ты и на ощупь дойдешь, тебе ж здесь каждый поворот известен.
– Дойду, дойду, не беспокойся, голубка моя. – Он поставил фонарь на пол рядом с Ольгой. Только к бочкам с ним не приближайся и не открывай…
– Знаю я, Гаврила Иванович, иди же…
Безуглый ушел, осторожно прикрыв за собой тяжелую дверь, и на Ольгу огромной мягкой подушкой навалилась тишина, не нарушаемая даже писком крыс, обычных обитателей всех подземелий. Она опустилась на корточки, привалившись спиной к стене. Фонарь стоял у ее ног, а до ближайшей бочки было шага три. Ольга сидела неподвижно. Она беззвучно плакала и молилась Богородице, чтобы та удержала сейчас Тимофея, не позволила ему лезть в этот проклятущий подземный ход. Молилась она долго, по крайней мере, достаточно, как ей показалось, чтобы Безуглый успел проделать обратный путь и выйти из подземного хода наружу.
Ольга уже видела однажды порох и даже наблюдала его действие. Тимофей перед отправкой на войну привез домой чуть ли не целый мешок этого пороха. Наверное, здесь же и набирал его. Тогда он вместе с Ольгой рассыпал его по подобранным ею кувшинам, вставляя в горлышко каждого кувшина промасленный трут. А потом они вместе опробовали один из этих кувшинов в действии, отойдя подальше от дома в сад. Кувшин тогда здорово бахнул. Тимоша объяснил ей, что это называется «бомба». Мало пороха – маленькая бомба, много пороха – большая бомба.
Она резко поднялась на ноги и едва не упала – от долгого сидения на корточках ноги затекли. Дождавшись, когда они вновь станут ей послушны, она сделала вперед несколько шагов и попыталась вытянуть из бочки вбитый туда деревянный кляп. Но не тут-то было. Кляп не поддавался. Тогда она вынула из ножен подаренный ей Безуглым кинжал и принялась ковырять им мягкий липовый кляп. Из освободившегося отверстия на пол хлынул струей порох, скапливаясь горкой у основания бочки, а Ольга принялась ковырять следующую затычку.
Когда образовавшиеся на полу горки слились друг с другом, она еле слышно шепнула, приложив нежно руку к животу: «Простите меня, деточки, прости, Тимоша», – и, переставив фонарь к образовавшейся куче, открыла его.
XIX
Дмитрий слушал невнимательно, в обсуждении не участвовал и, похоже, вообще взирал на эту возню вокруг кремлевского чертежа, устроенную Боброком и Тимофеем, с нескрываемым раздражением. В усталом взоре плохо выспавшегося после ночного пиршества великого князя легко читалось невысказанное: «Устал я от этих Вельяминовых. Столько дополнительных забот на мою голову… Вечно впутают в какую-нибудь дрянь! Из-за этого сумасшедшего Остея пришлось в осаду садиться, почитай, у самого порога родного дома. Теперь, видишь ли, у Тимофея жену выкрали. Вместо того чтобы войска дожидаться, придется нынче еще и штурм устраивать. А я, между прочим, со своей княгиней еще и не виделся! – С поляны перед шатром, на которой стоял стул великого князя, сквозь зелень окружавших ее деревьев была видна не только река Москва, но и стена Кремля, осажденного его дружиной. Но любоваться окрестностями у Дмитрия не было никакого настроения. Голова гудела, как пустой походный котел, кости ломило, а в животе – будто две кошки устроили потасовку друг с другом. – В баньку бы сейчас… Предлагала ведь тетка у нее остаться… И чего не согласился?»
Великий воевода, Боброк и Адаш расположились вокруг большого барабана, на котором был расстелен чертеж осажденной крепости. Говорил великий воевода:
– Мои люди по окрестным селам подмогу собрали. Пятьсот человек я вооружил и сразу же направил вместе со своими парнями прочесывать город и прилегающие к городу рощи. Гонец, который ночью ко мне ехал, попал в засаду на окраине города. Пора с этими разбойниками кончать. После того, как селяне закончат зачистку, поступят в твое распоряжение. А еще пятьсот мужичков подойдут сейчас или подошли уже. Можно их на разборке изб использовать. Будем делать вид, что материал готовим – ров забрасывать. Да штурмовые лестницы пусть колотят у противника на виду. Половину своих воинов с других укреплений сюда переведи. Пусть идут не скрываясь, чтоб противник уверился, что мы здесь собираемся стену штурмовать. Пусть перебросит сюда сил побольше. Мы же с Адашем пройдем через подземный ход и ударим вот здесь. – Великий воевода ткнул пальцем в чертеж. – У бывшего военного приказа. И захватываем его. Если там будут Остей и Кнопфель, то на этом, думаю, и битве всей конец. Но на всякий случай часть людей я отправляю вот к этим воротам и захватываю их. Вам остается…
– Понятно… – оборвал его Боброк. – Кони у нас будут наготове. Со всем согласен, кроме одного. Бери с собой не двести человек, а пятьсот.
– Гм, гм, – прокашлялся Адаш. – Да там и двухсот многовато. Мы ж из двери, которой подземный ход заканчивается, считай, по одному будем выскакивать. Пока пятисотый из двери той наружу выйдет, первые двести должны уже всю работу выполнить. Рассусоливать там нельзя. Действовать надо быстро.
– Эти триста человек и тебе, Дмитрий Михайлович, понадобятся, – дополнил Адаша великий воевода. – Нам и все остальные ворота без пригляда оставлять нельзя. Среди осажденных опытных воинов, считай, нет вовсе. Скорее всего, после первого сильного удара они все ворота раскроют и дунут в разные стороны. Нам же никого упустить нельзя. Всех придется ловить и вязать, чтоб потом среди пленных Некоматовых людей отыскать.
– Добро, – сказал Боброк. – Я со всем согласен. – Он возвысил голос, чтобы его услышал и Дмитрий. – Великий князь, не желаешь ли…
Дмитрий лишь равнодушно махнул рукой.
– Смотри сам… – Великий князь поднялся с походного раскладного стула, на котором до сих пор сидел, забросив ногу на ногу и скрестив руки на груди. – Ванька!
Тут же на его зов подскочил денщик – смазливый молодой человек лет семнадцати.
– Чего изволите?
– Обед готов?
– Давно уже все готово. Ждут распоряжения, как подавать. На всех?