Возвращение великого воеводы
Шрифт:
Те, что в сад пошли, на наши секреты напоролись. Тут часть наших отошла, а четверо на месте остались. То ли отход прикрывали, то ли не успели просто. Но жизнь свою они дорого продали. Вокруг них груды оружия великанского лежат. Наши же, похоже, не только в доме засели, но и за конюшню с амбаром зацепились. Когда великаны в атаку пошли, они их неплохо из самострелов пощелкали. Но амбар с конюшней подожгли, а когда наша десятка к дому отступать стала, всех и поубивали. Раны у них необычные…
– Мы уже видели, – перебил его Адаш.
– Сначала шли, потом побежали… Били по ним издалека. Не ожидали они такого, потому и шли вначале спокойно. Вторая же десятка, видя такое дело, не отступать стала, а вперед пошла – в сад. Там они все и полегли. Но великанов многих порубали. Оружие брошенное землю там прям как ковром устилает. А еще мы там нашли вот это…
Сапрык откинул с края подводы холстину и достал оттуда… Без всякого сомнения, это была снайперская винтовка. Весьма необычная, но винтовка. Сашка взял ее в руки, вскинул к плечу, примерился. Оптика была разбита вдребезги. И не только оптика. На деформированном, непривычно коротком для винтовки стволе сияли две свежие зарубки. Владелец этой винтовки, похоже, прежде чем уйти в мир иной, успел дважды отразить ею удар булатного меча. В этот момент, скорее всего, и оптика посыпалась, и винтовка сама деформировалась. Странная винтовка. В ней не было ни магазина, ни затвора, а вместо спускового крючка – клавиша. Зато вполне узнаваемый предохранитель с тремя фиксированными положениями. Приклад интересный – регулируется по длине. Сашка слегка уменьшил его и снова вскинул винтовку, примерился. Чрезвычайно легкая, будто и не из металла сделана, а из какой-нибудь пластмассы. Рядом с разбитым прицелом – какая-то трубочка. Сашка нажал расположенную на ней кнопочку, и из трубочки сразу протянулся вдаль тонкий зеленый луч. Великий воевода навел его на ближайшую стену. Четко различимая зеленая точка указывала цель. «Ага, – сообразил Сашка, – кроме оптики еще и лазерный целеуказатель. Значит, должна быть где-то и батарейка. Но где у нее затвор и куда вставляется магазин?» Батарейку он нашел с правой стороны приклада, сдвинув в сторону малозаметный лючок. Скорее это даже была не батарейка, а вполне серьезный аккумулятор. Но ни затвора, ни магазина, ни даже мест, где они могли бы быть, он не обнаружил. Проводить эксперимент и нажимать спусковую клавишу он не стал – а ну как разнесет? «Чем же она стреляет? И что это вообще такое? Электромагнитное оружие? Электронно-лучевое? Или еще какое-нибудь? Прямо «Звездные войны» какие-то… Это просто чудо, что мои ребята в этих условиях умудрились уложить пятьсот с лишним этих супертехнологичных обормотов. А сколько таких винтовок у «рыбасоидов» осталось на руках? Как минимум еще одна… – Сашка подтянул ремень и забросил винтовку за спину. – Поедем через мост, утоплю ее в реке. Нельзя такие артефакты оставлять в прошлом. Бог знает, как это может отразиться на техническом прогрессе и истории».
– Что же это такое, государь? – поинтересовался Сапрык, когда Сашка взял винтовку на ремень.
– Тюфяк, самопал… – пояснил он. – Только стреляет не картечью, а… Черт его знает, чем оно стреляет.
– Мне продолжать? – аккуратно спросил Сапрык.
– Не надо. Мне уже все ясно. Сапрык, отправляй в Воронцово подводы. Для сопровождения снаряди четверых. Всем остальным следовать за мной. Коня!
Когда им подвели коней и они с Адашем, вскочив в седло, двинулись вперед неторопливым шагом, ожидая, что остатки полусотни подстроятся к ним, Адаш спросил:
– Ну что, государь? Лезем в подземный ход?
– Мне кажется, что они на это и рассчитывали, что мы сломя голову туда понесемся. Либо же я явлюсь к Остею и попрошу впустить меня в ворота. Нет, мы поступим иначе.
– Как же, государь?
– Ольгу они действительно не тронут, Веда права. А меня они готовы ждать сколь угодно долго. Ведь я им нужен только живым. – Великий воевода сделал небольшую паузу. – Среди сегодняшних ужасных новостей есть все-таки одна хорошая.
– Это какая же?
– «Чертово окно» закрылось, и больше ни один некоматовский ублюдок к нам не проскочит. А те, что есть, собрались в Кремле. Нам лишь осталось прихлопнуть их там.
– Хорошо бы…
– За сегодня соберем в Воронцове и по другим окрестным селам людей, участвовавших в битве на Кулишках, и вооружим их кремлевским оружием. Все-таки пятьсот с лишним дополнительных бойцов. Все равно они нам нужны лишь для количества. А ночью осаждающие начнут изображать, что вот-вот начнут штурм. Мы же с тобой, старина, возьмем две сотни воинов и полезем в подземный ход.
– Ну вот! – довольно произнес Адаш. – Это уже речь великого воеводы.
XVIII
Стук вновь повторился. Затем еще и еще раз, пока не стал постоянным, привычным, превратившись просто в негромкий шумовой фон, к которому привыкаешь и перестаешь его замечать. Поначалу, услышав этот приглушенный стук, будто где-то в отдалении работали кайлом или пешней, Ольга обрадовалась. Может быть, это милый идет к ней на помощь? Но почти тут же отбросила эту абсурдную мысль. Милый, если и сможет прийти на помощь, то только после успешного штурма Кремля. И войдет он в дверь ее подземного узилища, а не будет копать в него лаз с поверхности.
А если не войдет? Если сложит свою прекрасную головушку, освобождая ее, дурищу упрямую? Ведь сколько он ей разъяснял, упрашивал, говорил… Не надо туда ехать, Оля. Не будем мы там счастливы. Это опасно. Очень. Но разве послушала она его? Нет. Рассудила своим куриным умишком. Как же дочь моя будет без матери замуж выходить? Вышла… А теперь за ее скудоумие расплачиваться Тимофею. Да, да… Почитай, она своими собственными руками подставила его могучую, но такую беззащитную шею под удар топора. Таким счастьем, такой любовью наградила ее Пресвятая Дева, и так бездарно она все разбазарила. Ради Тимофея, ради его к ней любви простился ей и грех супружеской неверности и много, много других грехов. Но она – неблагодарная. Не умеет она ценить Божьего благоволения. Своими руками уничтожила она то, что ей было послано свыше…
Такие и подобные им мысли теснились у Ольги в голове, повергая ее в уныние и отчаяние. Она чувствовала себя никчемной, глупой, неисправимо греховной, грязной…
Погрузившись в свои мысли, Ольга перестала обращать внимание на негромкие стуки и шорохи, шедшие из дальнего от входа верхнего угла, перескочив теперь на воспоминания о прошедшей ночи. Ведь беда пришла уже после того, как, казалось бы, была одержана полная победа над проклятым супостатом. Ведь это она велела Рахману и Алаю отвести ее с детьми к Веде. Может быть, надо было ехать подальше от Тушина? К Кунице, например. Или в Воронцово. Хотя… Воронцово в качестве места своего постоянного пребывания она отвергла еще тогда, когда они были на пути домой. Не хватало ей еще сесть на шею свекрови со всеми своими отпрысками. Вряд ли той бы это понравилось. Да и к свадьбе надо было готовиться, приданое собирать. Где ж это делать, как не дома?
Стук в верхнем дальнем углу ее узилища стал вроде бы более громким и отчетливым, как будто приблизился к ней. Ольга даже взяла в руку плошку с горящим маслом и прошла в тот угол. Ну да. Сверху что-то постукивает, царапается… Она вновь вернулась поближе к двери, уселась на крытую ковром лавку, подмостив под себя еще и подушку. Когда ее бросили сюда, большая каменная камора эта с четырьмя колоннами посередине и высоким сводчатым потолком была совершенно пуста. Но через некоторое время к ней явился самолично Иван Остей и, увидев, в каких она условиях, устроил разнос страже. В этой подземной каморе, которую правильнее было бы назвать залом, не было ни единого окошка, откуда в нее мог бы проникать дневной свет. Единственным источником света для Ольги был горящий фитилек, плавающий в плошке с маслом. Спасибо и за это. Могли бы вообще в кромешной тьме оставить.
Остей называл Ольгу сестрицей, просил прощения за, как он выразился, доставленное неудобство и уверял, что это жуткое положение совсем ненадолго. Стоит только явиться в кремль братцу Тимофею и примириться с Остеем, как тот тут же предоставит в их распоряжение лучшие хоромы в Кремле. Даже сейчас, вспоминая об этом, Ольга не могла удержаться от презрительного хмыканья. Либо полный дурак, либо законченный лицемер. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок. Приказал своим холопам устроить дорогую гостью поудобнее, и на том спасибо. Те притащили лавку, стол, бросили на каменный пол несколько ковров, а на лавку с полдюжины пуховых подушек да одеяло. Зажгли еще несколько плошек, поставив их на стол.