Возвышение Королевы
Шрифт:
— Ах, это. Это тот же человек, который прислал нам записи сообщений Алисии. Они также знали о моей привязанности к Бриджит и Алисии. Видишь ли, когда я впервые встретил твою мать, я... экспериментировал, но что бы я ни делал, это всегда терпело неудачу. Бриджит приехала в Йоркшир на фестиваль и сидела одна в пабе. В тот момент, когда я увидел ее, мне показалось, что я нашел цель, вдохновение, красоту и безумие. Она была музой, которую я так долго искал.
Я планировал задушить ее после того, как трахнул ее той ночью, но не смог. Свет в ее глазах заставлял меня идти, идти и... идти. Мы провели выходные
Моя одержимость ею перешла к женщинам, которые были похожи на нее, и, скажем так, она подозревала это. Когда она родила тебя, она бросила тебя у моего порога и исчезла в ночи. Я был так занят с тобой, что не часто навещал ее. Тогда Алисия приехала за тобой по собственной воле. Она была точной копией Бриджит, поэтому, когда твоя мама покончила с собой, я обратился к Алисии за вдохновением. Она стала моей новой музой, и я предполагаю, что тот, кто отравил ее, знал об этом факте.
Мои губы дрожат, и я сжимаю их в линию, переваривая его слова и слыша подтверждение того, что он монстр своими собственными словами.
— Кто это? — спросил я.
— У меня есть теории.
— Кто?
— Почему ты хочешь знать, моя маленькая муза? Ты подозреваешь, что сейчас они охотятся за тобой?
— Я хочу справедливости для Алисии. — мое сердце замирает, когда я бормочу: — Это Джонатан?
Часть меня уже начала оплакивать тот факт, что это мог быть Джонатан. В конце концов, Алисия назвала его по имени, и он заставил меня почувствовать себя сумасшедшей, когда я упомянула о флешках. Он мог бы легко подкупить Пола, консьержа, чтобы тот солгал и сказал, что не получал никаких посылок.
Если он каким-либо образом обидел Алисию, я не смогу его простить. Меня не волнует, что она это сделала. Я не она, и в глубине души я всегда буду ненавидеть его.
Это уничтожит меня в процессе, но я больше никогда не смогу доверять ему.
— Джонатан. — папа приподнимает бровь. — Что в нем такого, из-за чего вы обе запутались? Я воспитывал тебя не для того, чтобы ты забирала объедки других людей, Клэр.
— Это он? — я настаиваю.
— Сначала извинись, и я, возможно, подумаю о том, чтобы простить тебя и рассказать тебе.
— Что?
— Ты слышала меня. Скажи, что тебе жаль, что ты сдала меня. Что тебе жаль, что ты, блядь, предала меня.
— Я не предавала тебя, папа. Ты предал меня. Ты нарисовал мир для меня, а потом сделал его полностью черным. Ты стал моим героем только для того, чтобы выбить ковер у меня из-под ног. Мир рухнул у меня перед глазами в тот момент, когда я увидела, как ты с полным безразличием тащишь труп. Мне было шестнадцать, отец! Чертовы шестнадцать. Я еще даже не жила, а ты убил меня. Я еще не успела вздохнуть, а ты уже душил меня. Последние одиннадцать лет я провела, хватая ртом воздух и находя дым. В тот момент, когда я начинаю собирать свои кусочки воедино, воспоминание о тебе снова разбрасывает их на части. Так что не смей сидеть здесь и говорить, что я предала тебя. Ты предал меня. Ты был моим миром, но ты метафорически похоронил меня заживо в этой восьмой могиле. Я наконец-то выкапываю себе выход, и не позволю тебе снова толкнуть меня в эту дыру.
Слезы пропитывают мои щеки к тому времени, как я заканчиваю, но это не грустные или слабые слезы. Это злые слезы. Слезы несправедливости. Потому что я наконец-то смогла сказать ему, что я думаю, что я всегда думала.
Причина, по которой я чувствовала себя такой виноватой перед этими жертвами, заключалась в том, что, хотя я ненавидела его за то, что он сделал, я не могла перестать считать его своим отцом. Маленькая девочка во мне все еще любила его. Она все еще видела в нем отца, который подобрал ее после того, как мать бросила ее, и воспитал так, будто его мир вращался вокруг нее.
Но он запятнал этот мир. Он разбил его вдребезги.
Может, именно поэтому шестнадцатилетняя я думала, что мне нужно принимать удары. Она даже думала, что быть зарезанной это карма за то, что я не могла ненавидеть своего отца так сильно, как следовало бы. За то, что втайне все еще любила его. За то, что втайне скучала по нему.
Мне нужно было смириться с тем фактом, что нормально считать своего отца отцом, несмотря на то, что он монстр. Мне просто нужно отойти от тех воспоминаний, когда я считала его своим миром.
Он не мой мир.
Он просто монстр, который не заслуживает уважения.
Отец остается неподвижным. Выражение его лица не меняется, но челюсть сжимается.
— Ты ничего не получишь от меня, если не извинишься, Клэр.
— Я никогда не стану извиняться за то, что сдала тебя, папа. Это было лучшее решение, которое я приняла в своей жизни, даже если оно перевернуло все с ног на голову. — я встаю, потому что бесполезно пытаться вытянуть из него информацию.
Он прав. Мы слишком упрямы, и он ничего мне не даст, если я не выполню его условие.
— Они охотятся за тобой только потому, что ты теперь моя муза, Клэр. Они охотятся за мной, а не за тобой.
— Тогда я надеюсь, что они поймают тебя. — слеза скатывается по моей щеке, когда я смотрю ему в глаза, которые идентичны моим, и, в некотором смысле, мне кажется, что я прощаюсь с маленькой девочкой, которую я всегда видела в этих глазах. Ко мне из прошлого. — Это наше официальное прощание, папа. Я никогда больше не навещу тебя. Если ты все еще хочешь продолжить процесс условно-досрочного освобождения, я снова встану и скажу им, что ты заслуживаешь каждой секунды, проведенной в тюрьме.
Я бросаю последний взгляд на его лицо, на нахмуренные брови, золотистую бороду и волосы и, наконец, огорчаю своего отца.
Когда я выхожу из здания, я глубоко вдыхаю воздух.
Настоящий воздух.
Реальный воздух.
Ощущение того, что я жива, ударяет меня прямо в грудь, и оно такое сильное, что приходится на секунду прислониться к стене.
Я наконец-то жива.
Наконец-то дышу.
Я наконец-то выбралась из этой могилы. В прямом и переносном смысле.