Вперед и вниз
Шрифт:
— Угу, — промычал Гена, освобождая свою кепку от грибного улова.
Женьшень достал из багажника складную металлическую лесенку и вручил ее Швеллеру, без промедления переложившему этот груз на плечи Стаса; все бегло проверили оружие, а Панужаев тем временем уже ушел далеко вперед. Ему случалось бывать в этих местах около года назад (в тот благополучный для себя период он также подумывал о строительстве загородного дома) и среди прочего обратить внимание на новый катковский особняк с островерхой башенкой и аляповатым, раскрашенным под золото флюгером в виде эмблемы его фирмы. Теперь этот заметный издалека флюгер послужил им превосходным ориентиром. Ходьба заняла минуть пять.
— Вот его участок, — уверенно сказал Панужаев, подождав, когда к нему подтянутся остальные.
— Если
— Я посмотрю, — вызвался Стас и первым полез по приставленной к забору лесенке.
Собак на участке не было — Катков с юных лет испытывал к ним стойкую, почти патологическую неприязнь.
Пятеро человек поочередно спрыгнули на газон по ту сторону забора и заняли исходную позицию за дровяным сараем. Шестой — Толик со своим скорострельным «клопом» — прямо с ограды перебрался на крышу сарая и залег наверху, обеспечивая прикрытие. Операция как таковая прошла без сучка без задоринки, что на первых порах несколько озадачило и даже оскорбило налетчиков, никак не думавших, что, бросив им вызов, противник будет вести себя с такой беспечностью, которая уже граничила с откровенным пренебрежением. Трое «быков» — прибывшие с хозяином телохранители и живший на даче сторож — были захвачены врасплох во флигеле, уложены на пол и связаны по рукам и ногам. Затем аналогичная процедура повторилась в главном доме применительно к самому «скотоводу» и к его «телке», которая уже успела переодеться в очень милый, но вопиюще короткий шелковый халатик и подвязать волосы кокетливой лентой с иероглифами, странным образом напоминавшей ритуальные повязки японских камикадзе.
По завершении скоротечных боевых действий Стас был отправлен обратно во флигель приглядывать за «быками», после чего настало время для задушевного разговора, который на первых порах явно не клеился: собеседники, казалось, совсем не понимают друг друга. Крупный бизнесмен, директор, президент и без пяти минут публичный политик господин Катков (представший перед ними в облике обрюзглого толстяка с лягушачьим ртом, из-под которого широкими складками стекал на грудь его мужественный подбородок) определенно не мог взять в толк, о каком негре идет речь и почему он должен в срочном порядке и за непомерную цену приобретать этого самого негра у нагрянувших к нему на ночь глядя не слишком-то обходительных коммивояжеров. Его недоумение и растерянность были столь искренними и подкреплялись таким очевидным испугом, что в головы гостей начали закрадываться сомнения, и они снизошли до наводящих вопросов. Не без труда Катков вспомнил о каком-то факсе, с месяц назад пришедшем на его имя из Нигерии. В чем была суть запроса, он сказать не мог, поскольку тут же отдал его одному из своих помощников, который, скорее всего, выбросил эту бумагу в корзину. «Нигерийцы — козлы, и дел с ними я никаких не веду. В принципе не выношу черножопых», — убедительно резюмировал он свой ответ. На данном этапе компаньоны почувствовали острую необходимость в добавочном совещании и с этой целью ненадолго вышли в коридор (покидая гостиную, бдительный Женьшень на всякий случай разбил рукояткой пистолета телефонный аппарат и вырвал из гнезда шнур, а напоследок еще зачем-то сломал стоявший у входа изящный резной торшер).
Все уже понимали, что Катков действительно не имел отношения к пропаже Там-Тама, но сейчас было некогда рассматривать иные версии случившегося. Стоял вопрос: как поступить с Катковым и прочими? Женьшень считал, что люди, подобные Каткову, хороши исключительно в мертвом виде, Панужаев с ним соглашался, но его беспокоило наличие свидетелей. Швеллер предложил замочить всех, но даже в его голосе не чувствовалось той кровожадной экспрессии, которая била через край еще накануне. Алтынов не вмешивался в их спор. Он понимал, что судьбу пленных так и так решать будет не он, да и судьба эта сейчас была ему, в сущности, безразлична. Давно, казалось бы, забытый боевой азарт, тупая и жадная тяжесть оружия в руке произвели на него ошеломляющее действие — в какой-то момент десять лет размеренной мирной жизни как будто рухнули в небытие, и он опять был готов без раздумий стрелять в людей, которые почему-то считались
В итоге дискуссии, поскольку шантажировать Каткова было уже нечем, его решили хотя бы ограбить, чтобы как-то вознаградить себя за труды этого нелегкого дня. «Берем только бабки, до барахла унижаться не будем», — предупредил Панужаев, и трое из них вернулись в гостиную. Алтынов предпочел остаться в коридоре, но и оттуда по отдельным репликам мог уловить общий характер беседы.
— Мы хотим взять у тебя денег взаймы, — говорил Панужаев, — сколько найдется. Расписка, я полагаю, не нужна, мы все свои люди, к чему глупые формальности? Отдадим, когда сможем, — если когда-нибудь сможем, конечно.
Катков ограничился короткой неразборчивой фразой, потом несколько раз подряд глухо вскрикнул и после недолгого затишья начал отвечать по существу, но каким-то чужим, сдавленным голосом.
— За нижней панелью? Так-так. Нашел, Женьшень? Какой, ты говоришь, код? — переспрашивал Панужаев. — Думай, думай быстрее, а то Швеллеру прямо неймется — если дать ему волю…
— Хе-хе-хе, — отчетливо пояснил Швеллер.
Вновь раздался крик, а затем невнятное бормотание.
— Ладно, понял, попробуем снова. И что у тебя за память? — не можешь выучить шифр собственного сейфа… Что, открыл? Вон там на тумбочке пакет, складывай в него.
— Тут нет баксов, — послышался голос Женьшеня, — только рубли.
— Бери, что есть, не надо привередничать.
— Может, поискать еще?
— Ни к чему — остальной нал в у него офисе или еще где в заначках. Он же не дурак, чтобы держать все деньги в одном месте… Ну, козел, бывай здоров. Второй раз мы с тобой обходимся по-человечески. Третьего раза ты можешь не пережить, потому веди себя поскромнее.
Женьшень и Панужаев вышли из комнаты, Швеллер подзадержался, добавляя пару слов от себя. Очередной вопль жертвы был на высокой ноте погашен посредством кляпа, и вскоре Швеллер примкнул к компаньонам, ожидавшим его на крыльце.
— Даже не дали как следует оттянуться, — посетовал он, разглядывая ссадины на костяшках пальцев.
— Ему и этого хватит, — сказал Панужаев.
— Навставлял, паскуда, золотых зубов — смотри, как кулак об него раскровянил.
— Сколько раз я тебе говорил, что ты неправильно бьешь, — напомнил Женьшень.
— Кого ты учишь бить?! — взвился Швеллер. — Да я…
— Это надо делать культурно. Хочешь, покажу?
— На ком?
— Да хоть на том же Каткове. Или на его шестерках.
— Ну-ну, поглядим.
— Закройте вы этот базар, — устало сказал Панужаев. — Вечно одно и то же.
Они подошли к флигелю. Толик уже давно спустился с дровяного сарая и составил компанию Стасу.
— А где лестница? — спросил Женьшень.
— Там осталась.
— С той стороны?
— Можно перелезть и без нее, — сказал Толик. — С ящика на бочку у сарая, а после подтянуться…
Тут Швеллер в грубой форме дал понять, что альпинизм и он есть вещи несовместные, так что пришлось возиться с лестницей, которую потом опять забыли, теперь уже с внутренней стороны забора, из-за чего возникла новая задержка — в целом, их отступление было организовано из рук вон плохо, особенно если сравнивать его с недавней классически проведенной атакой.
Тем не менее все обошлось без эксцессов, они благополучно достигли города и там разъехались кто куда. Женьшень и Швеллер завернули в контору «Цербера», чтобы, по их словам, «кое-что обмозговать». Панужаев подбросил Алтынова до его дома, а после отправился с визитом к своим кредиторам-афганцам — он решил сегодня же отдать им награбленные деньги, чтобы хоть с этой стороны иметь поддержку на случай возможных уже завтра осложнений с людьми Каткова. Одного только он не учел: что их враг в своей наглости и беспринципности может дойти до того, что станет действовать строго в пределах закона руками его же (то есть закона) слуг.