Вперед в прошлое 2

Ратманов Денис

— Почем? — буркнула тощая тетка в шляпке, похожая на Шапокляк в молодости.

— Полторы, — ответил я, высыпал на прилавок черешню из коробки в рюкзаке. — Черешня по семьсот.

Потыкав абрикосы тощим пальцем, она покачала головой.

— Червивые небось?

В голове вертелось: «Ну шо вы, тетя, мнете тити?» Догадавшись, что она просто компостирует мне мозг и ничего покупать не собирается, я радостно кивнул:

— Конечно! С мяском, так сказать.

Фыркнув, Шапокляк удалилась, а я расположил рядом с красной черешней белую, быбрал

порченые ягоды, повернулся к бабушке и, опустив руку ниже прилавка, помахал веером разноцветных купюр.

— Вот! А мы еще не начинали!

Бабушка особой радости не выказала, она так и сидела, притулившись спиной к деревянной опоре, держащей шиферную крышу. Рядом с ней села на корточки Яга, которая оказалась вовсе не Ягой, а доброй и душевной пожилой женщиной.

— Вам плохо? Давление? Сердце? Может, корвалолу? У меня есть.

Вот теперь мне стало страшно. Подписал пожилую женщину на свою авантюру. А если сердечный приступ — что делать? Мама больная, еще и бабушка в больницу попадет.

— Спасибо, не надо. Просто устала.

— Точно? — не поверила Татьяна, постелила на настил брезент. — Отдохните, прилягте. Мальчик, вон, хорошо справляется. Справишься ведь?

— А то! — Я постарался сказать это бодро, но в сердце поселилась тревога за бабушку.

Пока не набежали покупатели, я шагнул к ней и проговорил строгим тоном:

— Бабушка, только не надо геройствовать. Если плохо — скажи. Потому что, если затянуть, может стать хуже.

Она тяжело вздохнула, легла на брезент.

— Нормально. Мне бы немного вздремнуть.

— Почем черешня? — услышал я и вернулся к прилавку, ответил суровому мужчине:

— Семьсот. Отличная, с Кавказа! Своя, не из колхоза. Попробуйте.

Мужчина попробовал, кивнул.

— Да, сладкая. Сделай полкило.

Я свернул ему кулек из газеты — решил не переводить пакет на такой малый вес, положил кулек в авоську, взвесил, дал сдачу с пятисот рублей. Пошел процесс! Еще килограмм. Полкило. Еще полкило абрикосов и черешен. Картошечки.

Я обернулся к бабушке — она уснула на твердом и похрапывала, подергивая рукой во сне. Татьяна (Ягой ее называть язык больше не поворачивался), тоже поглядывала встревоженно, но вскоре успокоилась.

Покупатели скучать не давали, одолевали вопросами. Не обвешиваю ли? Конечно нет, я ж не перекупщик, свое продаю. Можно попробовать абрикос? Нельзя. Сейчас порежу на кусочки — пробуйте.

Лица покупателей сменяли одно другое, и вскоре я перестал их запоминать. Но блондинка с ямочками на щеках останется в памяти навсегда. Как первый учитель.

После полудня наступило затишье, я выгреб деньги из карманов олимпийки. Сложил в пухлую стопку. Чтобы не светить богатством, опустил руки под прилавок и принялся пересчитывать барыш, раскладывая купюры по номиналу и поглядывая по сторонам, не пасет ли кто нас.

Ненадолго прервался, запомнив, что насчитал 8900, взвесил кило абрикосов, добавил наторгованное. Девять четыреста. Принялся считать дальше. Семнадцать двести всего! А еще часа

дня нет, все движение начнется ближе к вечеру, и надо бы привезти остатки товара да позвонить в справочную, узнать номер деда. Я покосился на спящую бабушку. Разбудить ее не позволяло чувство вины, но разум настаивал, уверял, что не о чем волноваться, ведь я ее сменю через полтора-два часа, ехать-то до вокзала две станции. И ничего с ней не случится, если оставлю ее одну — она у меня боевая.

Я опустился рядом на корточки, потряс ее за плечо.

— Ба, просыпайся!

— Зачем? Пусть спит! — возмутилась Татьяна, но бабушка проснулась мгновенно, как солдат на побудке, протерла глаза.

— Ему ехать надо, — оправдала меня она. — Павлик, расскажи, что к чему и почем.

Я озвучил цены, передал ей пресс денег, назвал сумму — она мгновенно посвежела, переложила наторгованное в потайной кошелек на поясе, а я укомплектовал рюкзак коробкой. В камере хранения осталось килограммов тридцать, может, и меньше. Десять потащу на горбу, остальное — на тележке. Должен справиться.

— Удачи, Павлик! — сказала бабушка, вздремнув, она выглядела пободрее.

— Пока! — Татьяна помахала рукой, похожей на птичью лапку.

— Не «пока», я скоро вернусь!

Войдя в роль бойкого продавца, я остановился возле нашего прилавка и прокричал:

— Кто хочет удивить друзей и близких? — Взяв паузу, я осмотрел обернувшихся потенциальных покупателей: есть контакт! — Только у нас! Ранние ананасные абрикосы! Только из Армении. Лучшие в Москве! — Изображая кавказский акцент, я продолжил: — Налэтай, покупай! Порадуй деушька! Усмири теща! Наши абрикосы вынудят ваши дети наконец замолчать! Сто рублэй штучка, подороже — кучка!

Подмигнув бабушке, к которой подошла первая покупательница, я рванул к метро, прикидывая, что сделать в первую очередь: позвонить в справочную, привезти товар или искать аптеки.

Пожалуй, в такой последовательности и буду действовать.

Глава 14

Таганка

Недалеко от рынка стояли телефонные автоматы. Не доверяя памяти, я достал из кармана ручку, блокнот со списком лекарств, чтобы записать туда дедов номер, когда мне его продиктуют. Если продиктуют. Бросил монетку и набрал справочную — 09. Дождался ответа оператора и сказал:

— Здравствуйте. Мне нужен номер телефона Шевкета Джемалдинова, проживающего на улице Перовская, номер дома не помню.

— Минутку, — откликнулась оператор, и ненадолго воцарилась тишина.

Если поскрести русского, найдешь татарина. Был бы я Джемалдиновым, если бы отец не взял фамилию матери. Павел Джемалдинов. Наталья и Борис Джемалдиновы. Странно звучит, чужеродно, что ли. Следом промелькнула мысль, что дед переехал, и найду я его нескоро. Или умер, и тогда…

Но предположения оказались напрасными: оператор медленно продиктовала номер, который я сразу же записал. Есть! Дед жив, он обитает в Перово! У Наташки и Бориса есть дед!