Вперед в прошлое 2
Шрифт:
— Двести кофе! — так же громко откликнулась вторая.
Обычный растворимый, с привкусом вокзала, но другой если в этой реальности и есть, то мне точно не светит. А так хотелось нормального зернового! Ручная кофемолка, похожая на маленький пепелац, у мамы была.
Ладно, заработал, уж стаканчик кофе могу себе позволить.
— Шесть пирожков с капустой. И один кофе. — Я отсчитал восемьсот рублей.
Шестьсот отдал за пирожки, тетка тотчас завернула каждый в бумагу, положила на газету, протянула мне и похвалила товар:
— Горяченькие! Большие.
Вспомнив про бабушку, взял
Вторая торговка открыла ящик из фанеры, внутри обклеенный пенопластом, где у нее стояло два огромных термоса, сделала мне кофе и чай в бумажном стаканчике типа как от мороженого
Я поблагодарил кормилиц, один пирожок оставил себе, второй — бабушке, третий отдал Татьяне, которая поначалу отнекивалась, но после взяла. Жестом поманил беспризорников. Они запереглядывались и вытолкали вперед самого мелкого, похожего на инопланетянина.
— Да не бойся, иди сюда. Это вам троим. — Я сел на корточки и протянул пирожки вместе с газетой, приманивая мальчишку, как дикого зверька.
— Ой, ты это зря, — покачала головой Татьяна. — Эти и руку откусят. Тюрьма по ним плачет!
— Там хоть не голодают, — отмахнулся я. — Старухи кормят бездомных котов, приваживают псов, а эти чем хуже?
— Коты не воруют! — парировала цветочница.
— Да неужели?
Ответить на это было нечем. Мальчишка показал язык приятелям и рванул ко мне, выхватил пирожки и сразу же стал есть свой, не отходя от прилавка — жадно отхватывая куски и проглатывая не жуя, словно кто-то мог его забрать.
— Фпафибо, — проговорил он, из набитого рта выпал кусок, мальчишка поднял его с пола и зажал в руке.
— Не уходи, — сказал я, скрутил из газеты три кулька, отсыпал туда черешни и сверху положил по абрикосу.
Мальчишки постарше осмелели, побежали на раздачу и, сияя глазами и рассыпаясь в благодарностях, забрали угощение. Глядя, как жадно ест мальчик-инопланетянин, Татьяна расчувствовалась и, не сдержавшись, прошептала мне:
— Прости, что назвала тебя жадным мальчиком.
Подумалось, что я ее вообще Ягой окрестил, так что мы в расчете.
Только я надкусил пирожок и хлебнул обжигающего сладкого кофе, как покупатели повалили один за другим, да все безденежные, каждый норовил выторговать хоть пятьдесят рублей, напробовать побольше черешен, а брали по полкилограмма — устал отбиваться.
За работой не заметил, как подошла бабушка с черным пакетом с золотыми полосками, молча взяла свой пирожок и принялась есть, запивая чаем и поглядывая на выбирающего пять абрикосов краснолицего плотного мужика с бычьей шеей. Он рассматривал каждый, взвешивал на ладони, будто драгоценность покупал. Впрочем, так оно и было.
Помню, отец где-то добыл «сникерс», мы собрались всей семьей и зарезали его, как торт, поделили на пять кусочков. Свой я откусывал маленькими порциями и держал во рту, пока он не истаивал и не распадался на орехи.
Так же эти люди, только для них абрикосы — лакомство и экзотика, так что пусть выбирает.
— Самые вкусные — темно-оранжевые, — посоветовал я, разрезал чуть примятый абрикос и дал сравнить с тем, что покупатель пробовал раньше, он закивал.
— Да, вот таких давайте, и правда прям медовые.
Бабушка
— Кроме одного препарата, все взяла. Сказали, его только через неделю привезут. Основной. Экспериментальный.
— Так и думал. — Я принялся торопливо доедать пирожок, запивая кофе.
Здравствуй, вкус из прошлого! Как студентом снова оказался, когда столовской еды всегда мало, и приходилось перебиваться чем придется.
— Зато тут чуть ли не в два раза все дешевле, — устало улыбнулась она. — Девятнадцать тысяч за все. Плюс потом надо отдать семь за тот, что должны привезти, оставила тысячу залога. И пакет смотри какой красивый. Прочный. И тоже дешевле, чем у нас.
— Круто! Слушай, сколько времени?
— Начало третьего, — ответила бабушка, осмотрела товар, переместилась к прилавку. — Похоже, половину мы уже продали.
— Смени меня — калым пересчитаю, — попросил я, спрятался за бабушку, выгреб деньги из кармана, подхватил упавшую пятисотенную купюру, развернулся спиной к Татьяне. Мелочи, блин, сколько! Целый пресс! Разложив деньги по номиналу, я их быстренько пересчитал: шестнадцать триста! Вот еще бабушка три пятьсот протягивает. Девятнадцать семьсот! И когда успел столько наторговать за три часа-то? И покупатель повалил косяком, не иссякает.
У бабушки были заработанные ранее двадцать семь тысяч двести. Итого мы уже наторговали почти сорок семь тысяч! Минус двадцать, потраченные на лекарства — двадцать семь прибыли! Это, конечно, без учета вложенного. Но товара я накупил всего на семь тысяч — уложился в то, что заработал сам на ставриде. Деньги, что отдал отец, и сумму, занятую у Леонида Эдуардовича, мы даже не тронули! А еще полтора ящика абрикосов и три — черешни, не считая того, что на прилавке!
Самая крупная черешня, которую мы собирали с молодых деревьев после дождя, оказалась в нижних ящиках, мы до них добрались в последнюю очередь, только один был сверху. Часть ягод потрескалась от переизбытка воды, часть погнила, и пришлось мне, пока бабушка продавала, сортировать товар, а подгнившее складывать в коробку и готовить на выброс. Нет, пожалуй, выбрасывать не буду, ягоды просто потемнели, их можно есть. Выставлю куда-нибудь вместе с коробкой, пусть бомжи полакомятся, мне все равно, а они голодные. Более ушлый продавец и это продал бы, но мне совесть не позволяла, я знал, как тяжело сейчас заработать.
Вот еще четыре тысячи. Триста рублей и — затишье. Бабушка обернулась и вопросительно кивнула — сколько, мол. Я написал на бумажке: 52700, и она вытаращилась неверяще, открыла рот, и ее усталость как рукой сняло. Больше месячной зарплаты, и еще есть товар!
Сколько же получится в итоге? Если бы мама не болела, хватило бы нам на новую обувь и Боре на плавки, а то он в обычных трусах в море купается.
Подстегивающая к действию тревога за маму отступила, теперь я был уверен, что, когда придет черед операции, мы соберем нужную сумму. И весь тот ад, что был в поезде, казался малой платой за результат. Я, конечно, подозревал, что схема рабочая, но рассказанное Виталей делил на два. Но, как показала практика, он не врал.