Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Сказывалась усталость, я тупил и подвисал, потому записал в блокноте: 10+12 = 22. Я рассчитывал на сумму вдвое меньше!
Прихватив тележки, я двинулся мимо бабушки на выход. Теперь — в столовую. Отойдя от вокзала, мы воссоединились и, выбрались на площадь, такую просторную, не изгаженную архитектурой нулевых, зато засиженную торговцами, заставленную баулами и ящиками.
— Сколько? — встав на цыпочки, спросил я у бабушки.
— Сорок, — ответила она одними губами, и у меня упала челюсть, я остолбенел.
Бабушка победно улыбнулась и вспомнила мои слова:
—
— Места хватит всем, хоть Москва и не резиновая. А вот подкараулить могут. Идем поищем, где перекусить.
Но столовых поблизости не оказалось, зато в количестве имелись шашлычные, чебуречные, пирожочные и небольшие наливайки, где еще и кормили, но заходить туда было стремно.
Более-менее приличное кафе без алкоголя мы нашли только через полчаса, буквально упали за столик, и захотелось растечься по стулу лужицей. Зал был просторный, обитый шпоном, столы — старые деревянные, похожие на парты. В углу окна кверху лапами валялся дохлый таракан.
Подошла бледная официантка с кругами панды под глазами, молча положила меню и исчезла, будто призрак. Цены тут были аховые. За тарелку борща — полторы тысячи! Компот — пятьсот рублей. Но жрать хотелось немилосердно, а еще больше — просто сидеть в спокойном месте.
Из двенадцати столиков заняты были только четыре, включая наш. Над головой шумно вращал лопастями вентилятор, похожий на вертолетный винт.
— Ангел мой, не спи, не спи, я давно уже в пути, — пела Вика Цыганова, помню эту песню из прошлой жизни. — Ворот а мне открывай, покажи, где ад, где рай.
Мы с бабушкой переглянулись и поняли, что хотим одного и того же.
— Девушка, — подняла руку бабушка, — два борща и два компота, пожалуйста.
— Сейчас спрошу, есть ли.
Официантка ушла за стойку и долго не появлялась, наконец вышла и сказала, отводя взгляд:
— Есть борщ. Два. Плюс два компота.
— Туалет где? — спросил я, она указала в конец зала на белую дверь с замком.
— Ключ на стойке.
Я взял его и отправился туда, чтобы хоть обтереться и провести гигиенические процедуры, а то казалось, что люди от моего запаха шарахаются, а когда вернулся, официантка принесла две огромные тарелки борща, обильно сдобренного специями, и сметану. Рот наполнился слюной. Бабушка сказала:
— Смотри, какие порции! Вот молодцы.
Я уселся, схватил ложку, опустил в борщ, и под ложечкой засосало, мир смазался, голос Цыгановой отдалился. Твою мать! Смертельная угроза!
— Не ешь, — сказал я, и голос прозвучал будто издалека, но вскоре пиксельная картинка обрела четкость.
Значит, не ошибся: причина угрозы для жизни — именно этот борщ.
— Почему? — удивилась бабушка.
— Он испортился. Потому так его и много: вылить жалко, решили скормить нам.
Бабушка выловила кусок мяса и долго нюхала, я сделал так же, но специи перебивали кислый запах. Официантка настороженно следила за нами, встретилась со мной взглядом, сглотнула и покосилась в
Сучка! Все она знала.
— Девушка, — проговорил я строгим голосом, — мне кажется, что борщ прокис. А еще мне кажется, что вы специально нам его подсунули. И я сейчас позвоню в санэпидемстанцию, заплачу им денег, и вас тут раком поставят.
— Да вы что, он свежий, — вяло возразила она, я встал, выпил компот и продолжил прессинг: — Свежий, да? Ну тогда иди, пробуй.
Официантка подошла, взяла тарелку, зачерпнула ложкой борщ, но я схватил ее за руку.
— Ты же сдохнешь, дура! В больницу точно загремишь.
— Интересно, хозяева в курсе, что вы тут клиентов травите? — подключилась бабушка.
Официантка стояла, обтекала, и в глазах блестели слезы. Из кухни выбежала повариха, окинула взглядом клиентов и решила не скандалить, не распугивать их. Молча унесла наши тарелки с борщом. Вернулась и предложила, упершись руками в стол.
— Есть пюре с котлетами. Будете? За счет заведения. Свежайшее.
Есть, да и находиться тут расхотелось, но я сказал просто чтобы проучить персонал:
— Если бы мы подохли, кафе не закрыли бы. А вот вам бы дали пинка под зад. Будем несите котлеты. И графин компота за счет заведения.
Повариха молча удалилась.
— Надо жалобную книгу попросить, — сказала бабушка.
— Кто тебе ее даст? Ее спрятали уже.
Немногочисленные посетители бросили есть, уставились в тарелки с сомнением. Двое мужчин подозвали официантку, что они говорили, не давала расслышать музыка.
Не прошло и пяти минут, как повариха принесла две порции пюре с огромной котлетой и горкой квашеной капусты. Аппетит, который вроде как пропал, вернулся. Я сразу же отрезал кусок котлеты, сунул в рот, но опасность мне не грозила, и мир сохранил четкость. Попал бы в средневековье — устроился бы к королю пробовать еду, проверять, не отравлена ли она.
Официантка, виновато отворачиваясь, поставила на стол заказанный мной графин с компотом.
— Выдыхай, — сказал я бабушке и налег на еду, но она не спешила, с сомнением ковыряла котлету.
— Может, пойдем отсюда?
— В этот раз свежее, — уверил ее я.
Не хочу никуда уходить. Задолбался бегать. Лучше сдохнуть, чем опять сайгачить по окрестностям. Покончив с обедом, я достал блокнот с переписью товара, ручку и спросил у бабушки:
— У тебя сколько?
— Чего сколько? — Она все еще гоняла кусок котлеты по тарелке.
Я потер пальцами, изображая пересчет денег.
— А, — сообразила она. — Сорок.
— У меня двадцать… Прикинь! Всего семьдесят! — я наклонился над столом. — Не тридцать! В два раза больше!
Теперь надо посчитать чистую прибыль. Потратил я на абрикосы 4500, а получили мы с них примерно 37000, ведь несколько килограммов продали по тысяче, а не по полторы, и сколько-то потеряли на поштучной продаже. В картошку вложена 1500, получено 8500 чистыми. Орехи — 200 вложено, 1300 получено. Фантастика! В черешни не вложено ничего, они с бабушкиного дерева, а получено 26000, ведь сколько-то мы выбросили и немного раздали.