Вперед в прошлое 2
Шрифт:
Я бросил еще монетку и сразу же его набрал, еще не зная, что скажу.
Гудки…
«Здравствуй, дед, я — Павлик, твой внук». Если он ушел к молодухе, у меня может быть куча равновозрастных дядей и тетей.
Гудки…
Трубку может взять его жена и послать меня куда подальше.
Но — гудки. Связь прервалась, и аппарат вернул монетку. Я набрал деда еще раз — безрезультатно. Гудки. Значит, его нет дома, и следует повторить попытку позже. Ругнувшись, я поехал на вокзал за товаром. Как же хорошо быть не навьюченным! Но это ненадолго.
В камере хранения мне вернули тележку и, переложив часть груза в коробку в рюкзаке, я поволок поклажу на рынок. Кравчучка весила килограммов пятнадцать. Да, неудобно, но несравнимо с тем, что было раньше, к тому же в метро в этот час посвободнее, и добрался я без особых проблем.
Прежде чем возвращаться на рынок, поставил кравчучку возле телефонного аппарата. Кинул монетку, позвонил, но дед снова не ответил. Интрига, однако! Он женат или нет? Есть ли у него дети? В той жизни я об этом не задумывался и до последнего считал деда сволочью, а он просто-напросто поступил честно, пусть его поступок и причинил вред. Как говорила моя бывшая жена, которая считала, что быть женщиной тяжело, а значит, все мужики ей должны: «Как можно требовать справедливость от мира, где существуют самцы и самки!»
Остался последний рывок — добраться до нашего прилавка по раздолбанному асфальту.
За толкущимися на рынке людьми наш прилавок издали было не разглядеть, но когда подошел ближе, я увидел, что бабушка что-то оживленно обсуждает с Татьяной. Та слушает разинув рот, только головой иногда качает. К торговой точке приблизился тощий молодой парень, бабушка прервала беседу, взвешивая ему абрикосы в бумажном кульке. Я подождал, когда он уйдет, подошел и спросил:
— Ну, как?
Бабушка улыбнулась, растопырила пальцы — десять! — и отчиталась:
— Картошка закончилась, орехи отдала за полторы, там чуть больше килограмма. Мы вроде успеваем на поезд!
— Я же говорил, что мучения не напрасны! — подбодрил ее я, снял рюкзак, затащил кравчучку за прилавок, вышел и принялся изображать покупателя, рассматривать абрикосы, пробовать черешню.
— Бедный мальчик, — заупокойным голосом проговорила Татьяна. — Такой молодец! Ради близкого человека…
Я прервался, посмотрел на цветочницу. Бабушка ей рассказала про мамину болезнь? Первой реакцией была злость — зачем плакать в жилетку посторонним? Но вскоре стало ясно, что в бабушкиных действиях был расчет.
— Тут неподалеку есть хорошая недорогая аптека, — проговорила бабушка, — где нет фальшивых таблеток. Местные только там все покупают. Поторгуешь вместо меня? Схожу прикину, все ли из списка там есть. Вдруг что-то надо выписывать под заказ.
— Конечно, — радостно кивнул я, сменил ее за прилавком и заголосил: — Хотите удивить друзей и родственников? Ни у кого нет, а у нас есть! Абрикосы из Армении! Первые в Москве! Налетай! Покупай!
Никогда не представлял себя в роли зазывалы. Казалось, что это какие-то позорные клоуны, ведь ослу понятно: кому надо, тот сам найдет и купит. Но есть вещи, которые в исполнении взрослого смотрятся странно, а когда то же самое делает ребенок, такое кажется не только простительным, но и достойным.
Вот я и старался, представляя себя армянином, у которого семеро по лавкам и всех нужно прокормить. А для этого надо что сделать? Заманить покупателей, которые, если встанет выбор, у кого брать: у ребенка или кого-то еще, купят у ребенка.
Кавказцы в соседнем ряду взяли с меня пример и тоже заголосили:
— Покупай черешня! Сладкий, вкусный, без червяк!
Вызываете меня на баттл? Что ж, получите!
— Штучный товар! Солнечные абрикоски! Будьте первыми! Пусть соседи лопнут от зависти!
— Подходи и купи черешня! Лючший и вкусный! — хрипло орал кавказец.
Прокачивайте красноречие, дятлы!
— Узрите чудо! Абрикосы в июне! Не верите? А вы проверьте! Молодильные абрикосы! Черешня от склероза, хандры и злой тещи!
Люди останавливались, чтобы просто посмотреть, послушать и похихикать. Одни подходили, узнавали цену и исчезали, другие просили взвесить три-пять штук, и до меня дошло, что можно продавать абрикосы поштучно по сто рублей. В килограмме как раз четырнадцать-шестнадцать получается.
Я горлопанил так громко, что на меня поглядеть пришли три беспризорника — замызганные, в обносках. Самый высокий мальчик лет десяти был без зубов, у среднего меж жидких волосят виднелась проплешина — то ли стесал кожу, то ли это лишай; третий, самый младший, с тонкими ручками-ножками и огромной грушеобразной головой, напоминал инопланетянина. То ли у него генетический дефект, то ли рахит и хронический авитаминоз.
В наше время не то что беспризорники — бомжи куда-то подевались. Сейчас же их, как бродячих собак на помойке. Помнится, когда учился в МВАА, парень из Москвы рассказывал, что его соседа. неблагополучного подростка, съели бомжи. Много позже лейтенант из Севастополя, который был младше меня на восемь лет, говорил, что дружил с людоедом. Тот заманивал к себе гостей, разделывал, а мясо консервировал и продавал как свиную тушенку. Детей, на его счастье, не трогал, хотя, если разобраться, мясо у них нежное — то, что надо.
Мальчишки сбились в стаю и перешептывались, жадно глядя на мой товар. Наверное, прикидывали, чего бы стащить. В детстве я не знал, что такое настоящий голод. В доме всегда были макароны, хлеб и соленья. Невкусно, непитательно, но живот набить можно. Этим детям даже на помойке не поживиться, потому что в девяностые еду не выбрасывали. Вспомнилось, как Леночка хлебом кормила чаек, да и много кто их кормил. Дети, выходит, не в приоритете?
Мой желудок рыкнул, напоминая, что пора бы и мне перекусить. Все, что бабушка взяла с собой, мы приговорили, так что придется покупать.
Будто откликнувшись на запрос, реальность послала к нашему ряду тетку с пирожками, следом топала вторая с ящиком на колесах и голосила:
— Чай, кофе! Кофе, чай!
Я шагнул к Татьяне, сбрызгивающей ромашки водой, чтобы не вяли, и спросил:
— У этих дам еда безопасная?
— Вполне, — дала добро торговка, и я крикнул:
— Почем кофе и пирожки?
Обе женщины синхронно остановились и повернулись ко мне.
— Сто рублей с капустой, двести с мясом! — ответила пирожочница, да погромче.