Вперед в прошлое 5
Шрифт:
— Так это ты стукачка? — рыкнул на Лихолетову Чума, и его глаза налились кровью. — Убью суку!
— Не, — замахала руками она, колыхая необъятной грудью и пятясь, — стучать — последнее дело. Самим надо разбираться.
— Вот и я о том же, — кивнул Райко и указал на меня, — а он — ментеныш, для таких стучать — это нормально.
— За наезд ответишь, — сказал Илья. — Он все время был рядом!
— И вообще-то я легко Чуме бы навалял, и тебе наваляю за клевету! — Я сжал кулаки и шагнул к нему, но остановился. — Но кто-то же настучал! Клянусь,
И Гаечка могла сказать Елене Ивановне, да и Димоны могли — кто знает, какие черти водятся в их омутах, они ж тоже от Чумы претерпевали.
— Кто настучал? — процедил Илья.
— Типа вы не в курсе! — Баранова уперла руки в боки. — Да вы все заодно! Кто вам поверит!
— Кому невыгодно, тот не поверит, — парировала Гаечка. — Ты на Павла зло затаила. Ты и настучала, чтобы его подставить!
— Готова ответить за клевету? — побледнела Баранова. — Не охамела ли?
— Ты уже давно охамела, — прошипела Гайка. — Королевна, блин! А остальные — грязь под ногтями. Тьфу!
Новенькие девчонки слушали, разинув рты. Гайка и Баранова двинулись друг на друга, но между ними встала Лихолетова.
— Девочки, не усугубляйте! Давайте мирно разойдемся и все обдумаем.
— Здравое предложение, — поддержал ее Илья.
— Чтоб ты сдох, Мартынов! — прошипел Чума. — Если меня выгонят, ты труп!
Барик и Плям покивали. Карась тоже хотел кивнуть, но передумал и попятился боком, как краб.
Класс начал молча расходиться. Чума и компания остались — видимо, чтобы не поддаться искушению и не броситься на меня с кулаками.
Во дворе Илья сказал:
— Впервые к дрэку отца позвали.
— Аналогично, — кивнул я.
— Да не страшно! — успокоил Рамиль. — Мой два раза ходил. Выгнать ученика не так просто, да!
— Лучше так, чем быть терпилой, — прогудел Чабанов.
— Ага, — улыбнулся Минаев. — Мне понравилось!
— Что? — не поняла Гаечка.
Сияющий гордостью Димон ответил:
— Не быть терпилой!
Знали бы они, во что превратился бы наш класс при другом раскладе! Если Чуму выгонят, никто не будет мешать учиться. Еще бы Баранова поскорее ушла в гимназию, вообще праздник был бы!
Глава 7
Мы просто дружим
Из школьного двора было два выхода: центральный, ведущий к проезжей части, куда уходили мы все, и второй, через спортивную площадку — к виноградникам. Так было удобно добираться тем, кто жил в северной части поселка, в частности Чуме и Барику. Но — только в сухую погоду, в дождь грунтовка превращалась в непроходимые хляби. Еще была дыра в заборе возле труб, но через нее никто не ходил: неудобно, далеко и репья на одежду цеплялись.
Меня до сих пор потряхивало. Это была не трясучка труса перед важным событием, а адреналин требовал выхода. Такое часто со мной происходило в юности, когда учился на военного: ярость как захлестнет, как потащит… Потом то ли я научился себя контролировать,
Сейчас я настроился на бой, путь он и закончился бы не в мою пользу, но все видели финт Пляма, и, сыпанув пыль мне в глаза, уважения он себе гопота не прибавила бы. Но я дал бы выход агрессии. А так ее заперли внутри.
Ощущение было, как когда на охоте сидишь с двустволкой в кустах, мерзнешь, мокнешь, поджидаешь дичь. Она выскакивает прямо на тебя, ты выжимаешь спусковой крючок, но — осечка! И еще осечка. И прощай, добыча! До появления взрослого я был сдержан и зажат, теперь же, получается, стал собой настоящим.
Потому вместо того, чтобы идти через центральный выход, я резко свернул и зашагал к спортивной площадке. Все свернули за мной, кроме Ильи. Он остался на месте.
— Ты что задумал?
— Хочу перетереть с Чумой вне школы и без свидетелей, — ответил я. — Остальным участвовать необязательно.
— Я бы не усугублял, — посоветовал Илья, не двигаясь с места.
Рамиль встал на мою сторону:
— Павел прав. А то будем в стукачах ходить! И точку надо поставить.
— Мы с тобой, — прогудел Чабанов.
Гаечка с готовностью ответила:
— Я — всегда.
— Ладно, надеюсь, кулаками махать не придется, — сдался Илья, уверившись, что отговорить меня у него не получится.
— Нам ничего не грозит, — говорил я на ходу. — Максимум дрэк пальцем погрозит и скажет ай-я-яй, он за нас, Чума у него поперек горла. А Чума и так уже ссытся. Это он рискует, если быковать станет.
— Станет, — вздохнула Гаечка. — Он отбитый.
— Но мозги высушил не до конца, раз боится выходить раньше нас, — заключил Илья.
Мы перебежали площадку, где второй физрук, колобочек и бывший гимнаст Алексеич, гонял вторую смену, выскользнули за ворота, сместились за забор. Не сговариваясь, я, Илья и Рамиль встали по одну сторону ворот, Димоны и Гайка — по другую.
Подумалось о том, что, с одной стороны, здорово, когда можно дать в бубен, поговорить, и оппонент поймет, что неправ. Обычно гопота признавала это, столкнувшись с грубой силой. Кулаки чесались, ноги тоже чесались, так хотелось отоварить урода по первое число — и за то, что он уже сделал, и за испорченное детство в параллельной реальности. Почему-то верилось, что она есть, и там я, неспособный за себя постоять, страдаю от этих отморозков.
— А они точно тут пойдут? — засомневалась Гаечка после пяти минут ожиданий.
— С большой вероятностью. Но они ж сперва в курилку… — предположил Минаев, его глаза горели, и вообще я не узнавал этого тихоню.
— Идут! — шепнул Рамиль, смотрящий в дырку в бетонном ограждении, и переступил с ноги на ногу.
— Сколько их? — спросил Илья.
— Трое. Фигня, — ответил Рам и повернулся к нам, ударил кулаком о кулак.
Я облизнул враз пересохшие губы, чуя мандраж предвкушения, когда щекотно под ложечкой и сердце колотится! Страх есть, но он скорее подстегивает и обостряет восприятие, чем сковывает.