Вперед в прошлое!

Ратманов Денис

— Как тебя на самом деле зовут? — поинтересовался я. — А то Каюк мне не нравится.

— Юрка я. — Он встал и протянул руку, пришлось жать, поставив галочку, что в школе нужно хорошенько ее помыть — кот наверняка с глистами и, может быть, лишайный. — Караев Юрка. Ты Пашка, я знаю.

— Слышь, так а чо Руся там? — спросил я, подражая их речи.

— Так а чо, а ниче. Сказал, чтоб отвалили от тебя.

— Без подробностей?

— Без.

Каюк сделал глубокую затяжку и закашлялся.

— Заканчивал

бы ты с этим дерьмом, — сказал я. — Помрешь же в двадцать лет. Тебе оно надо? Смотри, какое небо синее!

— И чо?

— Подохнешь и не увидишь его больше, и черви тебя съедят. Хотя нет, ты напичкан химией, и они не станут. Давай, завязывай нюхать, курить и бухать.

Хлопнув его по плечу, я пошел дальше, затылком чувствуя его недоуменный взгляд.

В школьном коридоре возле расписания я снова столкнулся с Лялиной. И как это расценивать? Черный кот дорогу перешел — готовься к неприятностям, жабу прибил — к дождю, птичка обгадила — к деньгам.

Помнится, я по ней слюни пускал в девятом классе, но недолго. А сейчас смотрю — бесит, сил нет. Понимаю, что она ни при чем, точнее, при матери, и возможно, еще огребет от папани, но все равно вызывает негатив. Наверное, из-за сестры. Наташка ж и красивее, и умнее, и воля у нее есть. Направь только девочку — и пойдет по жизни, аж побежит! А отец не видит этого и все внимание — Анжелочке, а Наташку чморит.

Лялиной тоже было неприятно меня видеть, и она сразу же рванула прочь, увлекая подругу, а я поднялся на второй этаж, к кабинету географии, где шли подготовительные к русскому.

Дверь закрытого класса уже подпирали Димоны. Увидев меня, они оживились.

— Трениться пойдем? — спросил Минаев.

— Хорошо, что ты домой вернулся, — прогудел Чабанов.

— Пацаны, я бы с радостью, но дел — просто за-ва-лись. Можете меня поздравить: у родителей развод.

О, надо было видеть, как у них лица вытянулись! Семья — типа святое ж. Как можно такому радоваться? А вот так. Ведь то, что не убивает, в данном случае это семья, — делает нас калеками, а такой участи я своим близким не желаю.

— Ну давай потренимся, — заканючил обычно молчаливый Минаев.

Я потер подбородок. В принципе, нам хватит и получаса круговой. Если очень повезет, физрук отдаст ключ, и мы еще полчаса на матах покувыркаемся. Мне самому нужно развиваться физически, ведь предстоит трудное лето, а я не могу телевизор поднять, который и тридцати килограммов не весит. Нескольких недель, конечно, не хватит, чтобы стать выносливее и сильнее, но хоть уверенность появится, по крайней мере у мальчишек, а уверенность — начало победы.

К нам подошел Рамиль Меликов, осторожно остановился в стороне и навострил уши. По лестнице поднялся Илья, подкрался и шлепнул Рамиля по спине — он аж подпрыгнул.

— Давай, брателло, к нам. — Чабанов сделал загребающий

жест.

Рамиль ушам своим не поверил: его, странного чужака, — не гонят, а зовут? Сколько радости было!

Мы встали в кружок, и я объявил:

— Сегодня тренируемся после уроков.

Мажоры Райко и Кабанов вытянули шеи — а что это там за заговор, да без них? Но подойти не решились, они еще не знали, что Руся отозвал вендетту, и трусили. Зато Гаечка, Сашка Гайчук, вклинилась между мной и Меликовым и сказала:

— У вас тренировка? Я физрука подслушала, говорил — толково. Меня возьмете? Надо одной чувырле рога обломать, а то достала уже.

Мы все посмотрели на девушку. Вообще девчонки взрослеют раньше, и Сашка Гайчук была выше и крупнее нас. Вообще она крупная: плечистая, ширококостная. И вроде не толстая, а сбитая, а выглядит мощно и бройлерно. В общем, немодная у нас Гаечка, и внешность у нее специфическая: монгольские скулы, маленький рот, чуть раскосые глаза.

К тому же есть у Саши странная особенность: цепенеть в любой непонятной ситуации. Так вроде боевая, а порой словно сковывает ее кататонический ступор, она начинает тупить. Или это такое проявление социофобии?

Мы с Ильей переглянулись. Гаечка смотрела дерзко, с вызовом: мол, только попробуйте мне отказать! Но почему-то казалось, что в ее черных глазах плещется паника, и если мы ее пошлем, она будет два дня реветь в подушку.

— А и приходи. Спортивки есть?

— Так пойдет? — Она развела руки в стороны: на ней были белые лосины, кофта до колен и стоптанные кеды.

— Пойдет, — кивнул Илья. — Мы не против тебя.

— Спасибо, — кивнула она и ушла к своей бессловесной соседке по парте — Анечке Нижук.

— Нафиг она нам нужна, — прошептал в ухо Минаев. — Она ж больная на голову!

— Мы ей нужны, вот в чем дело, — сказал я задумчиво, — она будет нормально себя вести.

После занятий мы всей толпой побежали в учительскую искать физрука, не обнаружили его и рванули на площадку, где опять приседали, отжимались, выпрыгивали, делали упражнения в упорах. Гаечка, красная как рак, обливалась потом, но терпела, вообразив себя солдатом Джейн. Я тоже под конец подыхал, но дотерпел и напоследок заставил всех простоять три минуты в планке.

— Все, конец, — сказал я.

Гаечка прохрипела, отползая к покрышкам, вкопанным в землю, и усаживаясь:

— Нам всем, да, конец.

Пошли синонимы к слову конец, когда они кончились — неологизмы и антонимы. Всем было очень весело, Сашка так влилась в коллектив, словно всю жизнь с нами дружила. В прошлой жизни ни за что ее не взял бы в команду: баба — да в мужском коллективе? Стыд и позор!

Отдышавшись, Илья сказал:

— Так пойдем смотреть подвал?

— Какой подвал? — в один голос воскликнули Димоны.