Вперёд в прошлое
Шрифт:
Тот первый нашумевший матч между Карповым и Каспаровым нашел впоследствии художественное отражение в документально-фантастической повести «Сюжет с немыслимым прогнозом».
Повесть эту мы написали вдвоем с блистательным журналистом и литератором Юрием Зерчаниновым. До этого мы с Юрой тесно общались в редакции «Юности», где он работал редактором спортивного отдела. Наше соавторство носило экспериментальный характер. Главы повести мы писали последовательно. Я написал первую главу и дал ему для ознакомления. Он написал вторую главу и дал ее для ознакомления мне. В последующих главах каждый из нас выкручивался, исходя из предыдущего содержания. Поэтому прогноз в прямом и в переносном смысле был немыслимым.
Повесть наша вышла в 1988 году тиражом в сто тысяч экземпляров и была мгновенно
И я опять задаю свой извечный вопрос: «Что это: явление времени или временное явление?» Сам не могу найти ответа.
Шахматный вариант моей жизни продолжился через несколько лет... Ушел из жизни космический Михаил Таль, с которым меня связывала многолетняя дружба. Его первая жена и, как выяснилось, главная любовь жизни, несмотря на то что женат он был неоднократно, обратилась ко мне с просьбой написать книгу о Мише, базируясь на ее воспоминаниях. Ее имя Салли Ландау. После развода с Талем она проживала в голландском городе Антверпене. Я приехал в Антверпен и «вцепился» в Салли, стараясь выудить из нее все, что возможно. Что-то удалось, а что-то в ее воспоминания я вложил сугубо свое. Я поставил ее автором книги, а себе отвел скромную роль литературного редактора. Книга называлась «Элегия Михаила Таля» и выдержала два издания.
Позволю себе привести МОЕ вступление к «Элегии», чтобы стало понятно, почему я занялся столь не свойственным мне делом, в ходе которого я «перевоплотился» в Салли Ландау, временами выдавая желаемое за действительное...
ЭЛЕГИЯ МИХАИЛА ТАЛЯ===(ФРАГМЕНТ)
В конце шестидесятых годов в тогда еще «нашей» Ялте проводился семинар молодых драматургов. После долгих уговоров согласился выступить перед молодняком один из самых образованных и интеллигентных литературоведов Виктор Борисович Шкловский. Он в те дни отдыхал в писательском пансионате. Обычно он начинал каждую свою лекцию так, словно эта лекция уже длится часа полтора, как бы продолжая: «...и вот что самое интересное, – сказал он, выйдя в центр маленькой сцены, – вы здесь сидите, слушаете меня... Рядом с вами сидит ваш друг Вася или Толя... Он балагур, выпивоха, охотник на девочек, и вам в голову не приходит, что этот Вася или Толя – натуральный гений, что вы сидите рядом с гением, обращаетесь к нему на «ты» и даже считаете себя существенно более талантливым... И только спустя годы вдруг выясняется, что вы сидели когда-то рядом с гением, а вы, как выяснилось спустя те же годы, – совсем не гений и, вполне возможно, даже не очень талантливый... И если вы находите в себе силы признать это, хотя бы под одеялом, то вы, по крайней мере, – честный человек...»
Не исключаю, что Виктор Борисович сказал все это не совсем теми словами, что я привел, но смысл был именно такой.
По-разному люди трактуют слова «гений» и «гениальность». Есть даже мнение, что гениальность – это разновидность шизофрении с типичной, ярко выраженной «идеей фикс», но только эта «идея фикс» у гения прорывает пространство и время, предопределяет будущее, уподобляясь внезапной ослепительной вспышке во мраке нашей жизни, позволяя всем остальным увидеть что-то, непонятное сначала, таинственное и, возможно, страшное... И тогда мы либо задумываемся над этим, либо отрицаем это и с удовольствием, с чувством собственной правоты подбрасываем хворост в костер, на котором будет сожжен гений.
Именно так это часто и происходит. Но у меня есть и свое добавление в толкование гениальности. Мне кажется, что все в мире, в том числе и гениальное, уже давно КЕМ-ТО создано, но тщательно спрятано, закодировано, замаскировано, «заминировано»... и гению СВЫШЕ дано право расшифровать эту тайнопись, что он и делает в течение всей отпущенной ему жизни, порой даже неосознанно... А когда сокрытое рано или поздно становится очевидным и понятным всем остальным, то возникает ощущение, что все это давным-давно известно, и странно, что столь простое открытие не было сделано раньше.
Иными словами, гений – Богом избранный человек, может быть, даже случайно. Но в одном случае он сознает свою гениальность, а в другом – даже не подозревает об этом. Живет, как дышит. Но в итоге оба – гении...
Гению не надо завидовать. Его надо воспринимать как гения. И если природа подарила вам возможность восхищаться, то и восхищайтесь им как гением.
Я еще не могу перечислить, сколько гениев сидело рядом со мной за мою жизнь – выпивали, шутили, заводили легкомысленные романы... Но одного гения могу назвать точно.
Это – Михаил Таль...
...Стояло теплое лето на Рижском взморье. То было первое лето Таля в ранге чемпиона мира. На дачу, где он жил с женой и совсем маленьким сыном, меня привел мой друг, известный артист эстрады Гарри Гриневич (его уже тоже нет с нами). Он представил нас друг другу. Я назвался, а Миша протянул мне руку и сказал: «Е2-Е4».
И в дальнейшем, сколько бы мы с ним ни встречались в самых разных обстоятельствах, он неизменно здоровался со мной первым ходом белой королевской пешки...
Это было удивительно красивое, безоблачное лето с ленивым, как в фильмах Висконти, течением жизни, с ошарашивающе красивой женой, перед которой чемпион выглядел молоденьким, романтически влюбленным в свою госпожу пажом, норовящим перехватить и прочитать каждый ее взгляд, предугадать каждое ее желание... Жизнь виделась роскошной дорогой с ликующими на обочинах поклонницами и поклонниками, готовыми носить своего кумира на руках. Но кумиру всего этого вроде бы и не было нужно.
Он ехал на белом коне за изящной лошадкой в яблоках, в грушах, в персиках... на которой грациозно покачивалась самая красивая женщина в мире, держа на руках самого красивого в мире мальчика... И это казалось тем прекрасным мгновением, которое вот-вот должно было остановиться... Еще Бобби Фишеру только восемнадцать лет, еще Анатолий Евгеньевич Карпов – лишь талантливый десятилетний мальчик, еще нет и «в проекте» Гарри Каспарова...
Я не хочу да и не имею права квалифицировать Мишу Таля как шахматиста. Об этом написаны тома. Написаны высококлассными профессионалами, как не добравшимися до чемпионского трона, так и посидевшими на нем... Но даже для них, немало преуспевших в деле, именуемом шахматы, разговаривающих друг с другом на языке шахматной нотации так, как разговаривают между собой поэты, рассыпая цитаты из мировой поэзии, словно бриллианты из волшебного мешка сокровищ, – даже для них Таль представлял непостижимую загадку... Что уж говорить о шахматных «обывателях», если гроссмейстер Пал Бенко мог серьезно заявить, будто Таль во время партии гипнотизирует его, вынуждая проигрывать выигрышные позиции! Он даже решил, что нашел противоядие от парализующего взгляда Таля: пришел на очередную партию в черных отражающих очках и играл в них до того момента, пока в очередной раз не попал – как бы вдруг – в безнадежное положение... И тогда Бенко снял очки... В тот же момент темные очки надел Таль... Абсолютная шутка гения, которому и в голову не могло прийти, будто он обладает какими-то неземными декоординирующими флюидами... Хотя, кто знает, может быть, Таль действительно что-то «излучал», сам того не ведая... Ведь кое-кто, говоря о Тале, ставил вопрос: а из нашей ли он галактики?
И почти весь шахматный мир ополчился против гения. Каждый подсознательно хотел доказать, что Таль не избранник Божий, он из того же теста, что и остальные смертные, пусть и великие. Уверяли себя и других, что он играет в ненормальные, в неправильные, в «кривые» шахматы, да и живет ненормальной, неправильной, «кривой» жизнью...
К поединку с ним готовились, против него вооружались, анализируя свои проигранные ему партии и партии поверженных им коллег... И клялись перед очередным поединком «убить», наконец, молодого монстра. Но начиналась партия, возникала в какой-то момент завораживающая «талевская» свирель, и упоенные ее мелодией противники добровольно лезли в пучину нелогичных, необъяснимых позиций с каскадом вроде бы самоубийственных жертв... И уже вот он – желанный миг победы! Но, словно в кошмарном сне, парализована воля, высосана последняя энергия, и ватная рука делает суицидальный ход, и обрывается звук свирели, и возникает перед глазами бланк, на котором остается написать одно слово «сдался» и удостоверить это собственной подписью.