Впереди - Берлин !
Шрифт:
– Бочковский, кинжальный огонь!
– радировал наконец Горелов.
Пушки ударили по бортам и гусеницам фашистских танков. Одновременно восемь танковых экипажей Духова контратаковали немцев в лоб. Огрызаясь, медленно, неохотно поползли обратно бронированные машины врага.
Бой кончился. Только взрытая земля, развороченные копны и двадцать шесть горящих железных остовов напоминали о том, что творилось на этом поле десять минут назад.
Протяжно загудели моторы в воздухе. К участку Духова приближались двадцать семь "юнкерсов"
– Опоздали,- сказал Горелов.- Но где наше прикрытие?
И тут стал слышен рокот советских истребителей. Их было всего шесть. Двое "яков" отвернули на прикрытие своих, а остальные спикировали сверху на бомбардировщики. Неуклюжие Ju 88 тщетно пытались увернуться от пулеметных очередей. В воздухе грохнул взрыв, и обломки первого "юнкерса" посыпались на поле. Остальные стали сбрасывать груз, не донесенный ими до цели, и, стремительно набирая высоту, повернули на запад.
– Четыре,- показал Горелов на падающие "юнкерсы", - по штуке на брата за заход!
Наши истребители взмыли вверх и пошли на преследование "юнкерсов".
– "Мессера" сбили!
– обрадовался Горелов.- А наш?! Да что же это он!
За горящим стервятником медленно планировал к земле и "як". Огня не было видно, но черный шлейф дыма свидетельствовал, что самолет поврежден. Летчик не выбрасывался, а машину явно относило к немцам.
– Наверно, ранен!
– Комбриг бросился к своему танку, но его опередили.
Танкисты Духова тоже видели героический бой летчиков, спасших их от возможных потерь. Один из танков на предельной скорости помчался мимо горящих вражеских машин туда, где приземлялся подбитый самолет. Противник не успел ничего сообразить, как танкисты уже углубились ему в тыл. Вслед храбрецам забила, повернувшись назад стволами, противотанковая батарея, но танк успел скрыться.
Прошло несколько минут.
– Идут!
– Горелов не отрывал глаз от бинокля. Т-34 на предельной скорости возвращался назад. Но на этот раз вражеская батарея была готова к удару.
– Горит!
– Горелов снова кинулся к своему танку. Охваченная пламенем "тридцатьчетверка", не сбавляя хода, неслась на батарею. С другой стороны к батарее приближался танк комбрига. На какое-то мгновение гитлеровцы замешкались, не успели сообразить, куда же поворачивать пушки. Минута этого промедления стоила им жизни: горящий танк двинулся на огневые позиции батареи. Все, что там было, погибло под гусеницами.
Танк остановился. Люк его походил на огненный обруч. Танкисты, выскакивая из горящей машины, кидались грудью на пламя, забрасывали его песком. Огонь лизал руки, лица, выжигал брови, ресницы.
Подошел танк Горелова. Комбриг и его экипаж помогли сбить огонь. Обе машины повернули и пошли к КП. Из опаленного танка выскочил Духов и помог выбраться оттуда
– Хорошо поработали, соколы!
– подбодрил раненого летчика Горелов.- Чьи вы?
– Группа старшего лейтенанта Калашникова.
Я подбежал к Духову, прижал к груди, расцеловал. Где-то в нашем тылу слышались последние выстрелы - это батальон Жукова добивал немецких разведчиков.
Горелов, волнуясь, ходил, поглядывая на часы, на подымающееся солнце, и ждал. Но немцы затихли.
– Больше не полезут,- понял Горелов.- Поищут другое место.
Над нашими головами прошли наши штурмовики, сопровождаемые "ястребками". Горелов проводил их добрым взглядом.
– Это группа капитана Железнова! Специально по случаю вашего приезда на штурмовку отправилась!..
Горелов подшучивал над моей любовью к "танкам воздуха" - штурмовикам.
"Илы" повернули вправо и построили там горизонтальный круг над невидимой целью. "Черная смерть", как их называли фашисты, поочередно ныряли вниз, в пике, и потом снова начинали кружиться в стремительном хороводе.
– Над колонной работают,- определил Горелов.- К Мусатову немцы тянут силы. Вчера красиво "илы" в той стороне работали. Польский дедок тут глядел, дивился. "Шестьдесят лет, - говорил, - на свете живу, такого чуда очи не видели". И подмигивал мне так значительно: "Английские?" - спрашивает. "Нет, наши",- говорю. Не поверил. Вот пощупает за крыло, тогда, наверно, убедится.
На исходе вторая половина дня. На КП Мусатова мы встретились с Катуковым. Там же был и командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал-полковник Н.А. Новиков.
– Немцы прорвались! Прорвались и вклинились!
– были первые слова Катукова.
Михаил Ефимович рассказал мне, как все произошло:
– Еще вчера немцы вели усиленную разведку. В засаду попала наша инженерная разведка. Один солдат успел схорониться в копне, а другой, Анатолий Добрянский, попал в плен. Его тут же стали допрашивать, - видно, невтерпеж им было. Напарник слышал, как спрашивали про часть, про танки, видел, как били кулаками и прикладами, как заставляли яму рыть, как загнали в яму и стали закапывать. Зарыли до пояса. Он молчит. Еще земли накидали - молчит. На закате приполз к нам напарник, додожил. Послали туда сразу взвод танков, откопали, а он уже мертвый...
Я хорошо помнил Анатолия Добрянского. В сорок втором году группа пацанов сбежала на фронт: была тогда такая "детская эпидемия". Их отправили по домам, а Добрянский какой-то особой горячей мольбой и настойчивостью сумел убедить меня и остался "сыном полка". Он разбирался в радио, умел "крутить" кино и скоро стал любимцем саперов. Попал с частью в окружение, вышел с войсками и хорошо воевал. Живо представилось мне его круглое, полудетское лицо с пухлой ребячьей губой.