Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора
Шрифт:
Н. А. Вельяминов
Фельдшер Х. Н. Чекувер погиб в октябре 1888 г., во время крушения императорского поезда близ станции «Борки». По свидетельству современников, «это был человек старого преданного типа… к которому Государь оказывал более доверия, чем Гиршу, и “в тайне” с ним советовался». [265]
Правда ли то, что Александр III был алкоголиком
265
Воспоминания С. Д. Шереметева об окружении наследника престола // Источник. Документы русской истории. 1998. № 2. С. 23. В другом варианте воспоминаний: «Был у цесаревича подлекарь, человек глубоко преданный, простой и добряк, по фамилии Чекувер. К нему он иногда обращался «втайне» за каким-нибудь советом или снадобьем. Это тот самый Чекувер, который погиб в катастрофе под Борками. Государь искренно был огорчен его смертью и обеспечил его семью».
По прочно утвердившейся в общественном сознании легенде, именно пьянство императора якобы стало причиной его преждевременной смерти. В немалой степени мифотворчеству способствовал роман В. С. Пикуля «Нечистая сила». Этот алкогольный миф своими корнями уходит во времена Февральской революции 1917 г., когда в либеральной прессе началась кампания по дискредитации правящей династии. Проще говоря, ее поливали грязью. [266] Тогда и опубликовали откровения начальника охраны Александра III генерала П. А. Черевина, который, действительно, крепко пил. [267]
266
В либеральном журнале «Голос минувшего» была перепечатана статья из издаваемой В. Л. Бурцевым в Париже газеты «Будущее» за 1912 г. с воспоминаниями известного физика П. Н. Лебедева. Этот рассказ записал лично Бурцев со слов Лебедева. По словам Лебедева, он познакомился с начальником охраны царя генералом П. А. Черевиным в Страсбурге, где тот гостил у своей сестры, бывшей замужем за одним из профессоров местного университета. Лебедева скучающий Черевин «возлюбил и беседовал с ним много и откровенно». Бурцев подчеркивает, что ему эти сведения были сообщены Лебедевым «тогда же, непосредственно, в половине 90-х годов», и он записал их непосредственно с лебедевского рассказа.
267
Когда генерала спрашивали, пил ли Александр III, он отвечал, что «Государь выпить любил, но во „благовремении“. Он мог выпить много без всяких признаков опьянения, кроме того, что делался необычайно в духе – весел и шаловлив, как ребенок. Утром и днем он был очень осторожен относительно хмельных напитков, стараясь сохранить свежую голову для работы, и, только очистив все очередные занятия впредь до завтрашних докладов, позволял себе угоститься, как следует, по мере желания и потребности… К концу восьмидесятых годов врачи ему совершенно запретили пить и так напугали царицу всякими угрозами, что она внимательнейшим образом начала следить за нами… Сам же государь запрещения врачей в грош не ставил, а обходиться без спиртного ему с непривычки, при его росте и дородстве, было тяжело» (см.: Черевин и Александр III // Голос минувшего. 1917. № 5–6. С. 96–99).
В основной же массе мемуарной литературы, изданной как до 1917 г., так и после, упоминаний о пьянстве царя либо нет, либо такие слухи всячески опровергаются. Но, наверное, мы так устроены, что доказать, что ты не верблюд, – самое сложное. Ну и сам образ бородатого, могучего, подчеркнуто русского императора хорошо вписался в миф о его якобы алкоголизме…
Серебряная фляжка Александра III. 1865 г.
Один из современных биографов Александра III подчеркивает, что «Александр III никогда не злоупотреблял алкоголем, а про него пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих… сочинений. Он иногда выпивал рюмку-другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас». Очень спокойно пишет об этом один из друзей молодости Александра III – граф С. Д. Шереметев: «Он был воздержан и в питье, но мог выпить много, очень был крепок и, кажется, никогда не был вполне во хмелю». [268] Думается, что второе свидетельство ближе к действительности, поскольку все мы, по крайней мере, хоть раз в жизни были пьяны…
268
Мемуары графа С. Д. Шереметева. С. 448.
Серебряная фляжка Николая II. 1888 г. «Хорошо подкрепиться вовремя. Мама. Гатчино. 1889»
Пожалуй, наибольшего доверия в этой разноголосице заслуживают воспоминания лейб-хирурга Александра III академика Н. А. Вельяминова. С одной стороны, это воспоминания врача, который профессионально разбирался в этих проблемах, а с другой – написаны в 1919 г. в голодной и холодной Москве, когда было уже не столь трепетное отношение к монархам. Он пишет, что «во время болезни Государя распустили сказку, будто Государь очень любил курить и злоупотреблял вином, чем и стремились объяснить его болезнь. Должен сказать, что это совершенная неправда… пил ли он водку за закуской – не помню, кажется нет, а если и пил, то никак не больше одной маленькой чарочки: за столом он пил, больше квас, вина почти не пил, а если пил, то свой любимый напиток – русский квас пополам с шампанским [269] и то очень умеренно: вечером ему подавали всегда графин замороженной воды и пил такой ледяной воды действительно очень много, всегда жалуясь на неутолимую жажду. Вообще Государь вел очень умеренный образ жизни и если чем-то себе вредил, так это непосильной работой в ущерб сну». [270] Если собрать мемуарные свидетельства по этой теме в связи с Александром III, то вырисовывается образ типично русского человека, который время от времени «употреблял», особенно в кругу близких ему людей, но алкоголиком, конечно, не был.
269
Упоминавшееся несколько раз шампанское Александр III, действительно, любил. Причем именно в его царствование отечественное шампанское марки «Цесаревич» постоянно подавали к его столу. Поначалу качество отечественного шампанского заметно уступало французским образцам, но со временем столь отчетливая разница постепенно стерлась. Хотя периодически «проколы» с отечественным шампанским бывали и в конце 1880-х гг. Так, в июле 1890 г. за завтраком царю подали «шампанское вино, отзывавшееся пробкою. Государь велел переменить поданное вино и при этом заметил, что его следовало бы пробовать прежде, чем подавать…» (Дневник Государственного секретаря А. А. Половцева. Т. 2. 1887–1892. М., 1966. С. 300).
270
Вельяминов Н. А. Воспоминания о Александре III // Российский архив. Вып.5. М., 1994. С. 276.
Кто выполнял обязанности домашнего врача в семье Николая II
За 23 года правления Николая II у него было два домашних врача – унаследованный от отца Г. И. Гирш, занимавший должность лейб-хирурга с 1894 по 1907 г., и лейб-медик Е. С. Боткин – с 1907 по 1917 г. Конечно, наличие домашнего врача предполагало приглашение необходимых узких специалистов.
Если говорить о Г. И. Гирше в последние годы его профессиональной деятельности, то старого врача держали, как в дворянских семьях держали на покое старых слуг, ставших почти членами семьи. Гирша только изредка привлекали к его прямым обязанностям, поскольку Николай II и его супруга предпочитали использовать опыт узких специалистов, преимущественно Императорской Военно-медицинской академии. Г. И. Гирш определял гонорары своих коллег, мог порекомендовать того или иного узкого специалиста, он подписывал официальные медицинские бюллетени. В 1900-х гг. Г. И. Гирш воспринимался в обществе как «вечная фигура» придворной медицины.
Когда в 1907 г. Г. И. Гирш в силу возраста фактически не смог исполнять обязанности домашнего врача, некоторое время в этой роли подвизался врач Дворцового госпиталя – Фишер. [271] Однако в силу ряда причин его придворная карьера не сложилась. И виной тому совсем не его профессиональные качества. Просто императрице требовался другой по складу характера врач.
Что касается Евгения Сергеевича Боткина, то о его медицинской карьере написаны десятки книг. В еще большем числе книг о нем пишут как о верном слуге императорской семьи, разделившим ее судьбу до самого конца… Собственно, именно поэтому Е. С. Боткин, вполне обычный для своего времени врач, остался в памяти потомков.
271
С 11 по 30 ноября 1907 г. Фишер нанес в Александровский дворец 29 визитов, с 1 по 21 декабря – еще 13. На детской половине он побывал 5 раз – всего 47 визитов (РГИА. Ф. 525. Оп. 1. Д. 58. О вознаграждении доктора Фишера за пользование Ея Императорское Величество и августейших детей Их Величеств. 1908 г.).
После смерти Г. И. Гирша в марте 1907 г. должность домашнего врача большой семьи Николая II стала вакантной. [272] Вопрос замещения этой должности был весьма непрост. С одной стороны, в медицинской среде продолжалась подспудная борьба между представителями «русской» и «немецкой» партий, а с другой стороны, в самой императорской семье существовали медицинские тайны, носившие политический характер. Поэтому человек, назначаемый на эту должность, должен был быть, безусловно, лоялен по отношению к царской семье.
272
Из дневника Николая II: «Навестили старика Гирша» (12 февраля 1907 г.); «Сегодня скончался здесь добрейший старик Густав Иванович Гирш» (7 марта); «В 9 1/2 были на панихиде по Г. И. Гирше» (8 марта).
О накале борьбы «за должность» наглядно свидетельствует письмо старшего врача Гатчинского госпиталя Придворной медицинской части Г. Г. Надеждина, направленное обер-гофмаршалу князю А. С. Долгорукову. Обвиняя инспектора Придворной медицинской части Н. А. Вельяминова в покровительстве «инородцам, особенно жидам», он пишет: «Я знаю, Вельяминов хочет посоветовать Государю лейб-хирурга, на место Гирша, своего протеже шведа Дидерихса, ничем ровно себя не заявившего. Тогда Вельяминов будет еще более властным, и уже без стеснения будет выгонять русских и заменять их жидами и поляками. Ваше Сиятельство! В этом великая опасность для русского дела! Не говоря о том, что влияние инородцев, жидов при Дворе усилится, может быть такой момент, когда это может кончиться страшной катастрофой для Царя, России и для русских! Неужели не возможно найти на эти, в высокой степени важные, посты русских врачей, преданных Царю и Родине? Несомненно, можно и даже должно! Ваше Сиятельство! Вы столь близко к престолу, у Вас обширные связи между сильнейшими русской аристократии: употребите все Ваши усилия, чтобы не совершилось это ужасное по своим последствиям дело». Что любопытно, кандидатом на вакантное место царского врача Г. Г. Надеждин предлагал себя и в качестве одного из аргументов приводил свою черносотенную деятельность: «В частности, я прошу о себе. За мою черносотенную деятельность и направленность, которая, конечно, известна пронырливым жидам, мне грозит серьезная опасность уже не от пули революционера, а от слуги Государя Инспектора».
Окончательный выбор домашнего врача был сделан императрицей Александрой Федоровной осенью 1907 г., когда у нее начались серьезные проблемы с сердцем. Вот как об этом вспоминала С. И. Тютчева: «Ко мне пришла очень взволнованная Анна Александровна Вырубова, впоследствии стяжавшая такую печальную известность в связи с Распутиным. Но в то время я была еще с ней в хороших отношениях. Она сказала мне, что императрица чувствует себя плохо, что к ней необходимо пригласить опытного врача и что она рекомендует Евгения Сергеевича Боткина (сына знаменитого клинициста), лечившего ее за год перед тем от брюшного тифа. „Вызовем его к императрице телеграммой за нашими подписями“, – предложила она. Я ответила, что без ведома и разрешения государя мы не имеем на это права, но что есть другой выход. Пусть Вырубова вызовет его к себе (она жила в Царском Селе), а когда он приедет, то спросим императрицу, не желает ли она его принять. Так и было сделано. С тех пор Боткин стал лечить императрицу, а через некоторое время был назначен лейб-медиком. Евгений Сергеевич был, безусловно, хороший врач, опытный и знающий, но ему недоставало твердости и решительности. Когда императрица не хотела исполнять его предписания, он не настаивал, а говорил как многие придворные: „Как будет угодно вашему величеству“».
Сама А. А. Вырубова писала об этом в мемуарах несколько иначе: «Выбор ее (императрицы. – И. З.) остановился на Е. С. Боткине, враче Георгиевской общины, которого она знала с Японской войны, – о знаменитости она и слышать не хотела. Императрица приказала мне позвать его к себе и передать ее волю. Доктор Боткин был очень скромный врач и не без смущения выслушал мои слова. Он начал с того, что положил Государыню на три месяца в постель, а потом совсем запретил ходить, так, что ее возили в кресле по саду. Доктор говорил, что она надорвала сердце, скрывая свое плохое самочувствие».