Враг невидим
Шрифт:
…Преимущество преимуществом, но блеснуть им всё-таки пришлось.
Вечером накануне церемонии Токслей вручил Веттели вешалку с вычищенным и отутюженным мундиром.
— Держите, капитан. Повесьте, что ли, куда-нибудь, чтобы до завтра не помялось. И про награды не забудьте, их быстро не прикрепишь.
— А это ещё зачем? Мы же в отставке!
— Инджерсолл велел. В присутствии коронованных лиц положено быть при регалиях и наградах.
— Что, при всех? — испугался Веттели.
Токслей страдальчески вздохнул.
— О боги, капитан! Неужели за несколько месяцев вы разучились
Вечер был испорчен.
Заглянула Эмили.
— Берти, профессор Брэннстоун приглашает нас с вами на чай… ого! Это что, все ваши?!
— Мои, — мрачно подтвердил Веттели. Он сидел на кровати с унылым видом, перед ним на спинке стула висел мундир, вокруг были разложены орденские знаки, медали, ленты и наградное оружие. — Вот, скопилось за пять лет. Их все надо разместить, представляете!
— Давайте помогу, — предложила Эмили участливо.
— Да ведь нужно в определённом порядке, — жалобно возразил горемычный герой. Он как раз тем и был занят, что этот порядок вспоминал. — Что, скажите на милость, идёт раньше: «За выдающиеся заслуги», или «дубовый лист»?
— Сейчас схожу в библиотеку, возьму справочник, — придумала Эмили. — И предупрежу мисс Брэннстоун, чтобы нас не ждала.
…В торжественный зал Веттели пробирался бочком, бочком, стараясь не попадаться людям на глаза, потому что люди провожали его взглядами, а то ещё и присвистывали бестактно: «Ничего себе!». Оттого что взгляды и возгласы были восхищёнными, легче не становилось. Увешанный шеренгами орденов мундир казался чужеродным и диким на фоне вязаных свитеров и чёрных мантий. Было неловко до невозможности, немного утешало одно: там, в зале, будет лейтенант Токслей, он увешан лишь немногим меньше, может быть, внимание окружающих как-то рассредоточится. Тем временем явится королева, и о них, волей добрых богов, позабудут вовсе, можно будет затеряться в толпе, а ещё лучше — улизнуть и переодеться по-человечески.
Самое странное, что прежде, когда он все эти награды получал, то чувствовал себя польщённым, гордился, можно сказать, и даже не подозревал, что когда-нибудь они станут его тяготить. Должно быть, это потому, что всему своё место: военным регалиям — на войне, вязаному свитеру — в мирной жизни, сказал себе Веттели.
Но по пути встретил Токслея, и обнаружил, что тот и не думает стесняться своих наград, наоборот, гордо несёт их на груди, хотя окружающие таращатся на него ничуть не меньше. Рядом с ним и Веттели почувствовал себя увереннее.
А затеряться в толпе ему не удалось. У входа в зал профессор Инджерсолл окинул своих новых сотрудников, бряцающих металлом аки рыцари короля Артура, долгим взглядом, потом, ни слова не говоря, взял за рукав, провёл через строй и поставил в переднем ряду.
Дальше всё шло как всегда. Речи, включая те, что были сказаны самой королевой Матильдой, он пропустил мимо ушей, думая о своём. А именно: чего такого привлекательного находят люди в малышах, лепечущих глупые стишки? Читают дети, за редким исключением, плохо, забывают слова, порой дело вообще заканчивается слезами. Зачем это нужно? Зачем мучить чтецов и слушателей? Не проще ли было бы заменить их учениками постарше, способными изречь что-то вразумительное и полезное? Но почему-то раз за разом, год за годом, во всех школах Соединённого Королевства, а может, и всего мира, на
Другое дело — школьный спектакль. Вот он Веттели действительно понравился, особенно конь рыцаря Ланселота, составленный из двух парней-страшекурсников, соломенной головы и специально сшитой накидки. Парни были рослыми и крепким, но всё-таки конь смешно приседал и растопыривал ноги всякий раз, когда сэр Ланселот громоздился на него верхом. Воистину, это было самое приятное впечатление из всего мероприятия! Хорошо ещё, что церемония закончилось сравнительно быстро — королевские визиты редко бывают продолжительными.
Уже позднее Эмили рассказала ему, что её величество отметила их с Токслеем в своей речи, назвав «молодыми героями», и призвала «подрастающее поколение» брать с них пример. Стало досадно, зачем прослушал. Ведь не каждый день королева упоминает тебя лично в разговоре… Но чтобы кто-то брал их с Токслеем себе в пример? Да упасите добрые боги!
К сожалению, подрастающее поколение наказу своей королевы вняло.
После уроков к нему в класс явились трое: Гальфрид Стивенсон, Джон-Бартоломью Нурфлок и Ивлин Бассингтон, злополучный шестой курс, — Веттели не без гордости отметил про себя, что уже помнит всех троих по именам. Поначалу-то он отчаянно путался в собственных учениках, детские лица казались до отвращения одинаковыми. С новобранцами в этом плане было легче, у них уже начинала прорезываться индивидуальность.
В руках каждый из вошедших держал тетрадь.
— О! Неужели, хотите сдать письменное задание досрочно? — удивился Веттели. Все трое особого усердия и интереса к естествознанию прежде не выказывали.
— Нет, сэр, мы не за тем… — возразил Нурфолк, заметно смутившись, из чего Веттели сделал далеко идущий, но безошибочный вывод, что парень не рассчитывает сдать его даже в срок.
— Мистер Веттели, — бойко, отрепетировано затараторил Стивенсон, одновременно толкая товарища кулаком в бок, чтобы помалкивал и не сбивал, — мы корреспонденты нашей любимой школьной газеты. Мы пришли к вам, чтобы взять интервью.
— Интервью? — Веттели почувствовал себя слегка обалдевшим. Во-первых, существование «нашей любимой школьной газеты» до сих пор проходило мимо его внимания, он даже не подозревал, что таковая имеется в природе. Во-вторых, он представления не имел, чем может быть ей полезен человек, проработавший в Гринторпе всего месяц. — О чём?!
На него посмотрели, как на глупого.
— Ну, о войне, разумеется, — снисходительно пояснил Стивенсон. Дескать, чем ещё ты нам можешь быть интересен? Уж конечно, не своим естествознанием!
— О войне. Так. Понятно. Господа, война длилась пять лет, всего не перескажешь. Вы бы не могли конкретизировать?
— А? Чего?
— Уточнить, о чём именно вам рассказать, — терпеливо разъяснил Веттели.
С полминуты они молча переглядываясь. Потом Бассингтон нашёлся — выпалил кровожадно:
— Расскажите, как вы в первый раз убили врага, сэр!
Глаза у мальчишек разгорелись.
А Веттели почувствовал, как внутри, там, где полагается гнездиться душе, стало холодно, пусто и скучно. Он слишком хорошо, в деталях и нюансах ощущений, помнил, как убивал в первый раз. Тогда вообще многое случилось впервые.