Врата джихада
Шрифт:
У Галлиулина появилась мысль, что в сложившейся ситуации временного поверенного можно было бы использовать. Пусть хоть иногда что-нибудь полезное делает.
— Тебе на нее биоданные присылали?
— Да, да, конечно, — Баширов перебрал бумаги, лежавшие на столе, быстро отыскал нужную:
— Наталья Владимировна Агапова, сорок два года, из Пятигорска. Была замужем, развелась. Работала программисткой, потом подалась на вольные хлеба. В Питер. Создала веб-газету «Женщины — в политику!», которая неожиданно приобрела популярность. Дальше — больше.... Везде стала появляться, участвовать. Либералы тогда ее приметили — им голоса женщин понадобились.
—Читал, читал. «Цель визита — ликвидация последнего очага афганской войны». Журналюги — полные кретины, им бы только хлесткий заголовок. Этих очагов у нас хоть ж.й жри.
— Все удивились, когда Дзардан согласился.
— Ему это выгодно. Получает передышку, перегруппировывает свои силы, может восстановить связи с саудовцами или с кем там еще. или законсервирует свои базы, а сам на время исчезнет. Так что, не исключаю, что миссия госпожи Агаповой, скорее всего, не прекратит, а, в конечном счете, пролонгирует конфликт. Как ты понимаешь, американцам это не на руку. Они предпочли бы не экспериментировать, а прихлопнуть Дзардана раз и навсегда.
Баширов удивился.
— Вчера госдеп заявил, что США поддержат Агапову, если ей удастся.
— Они еще не то заявят. Американцы не дураки, постараются, чтобы у Агаповой ничего не вышло. Вот поэтому, сдается мне, главная угроза безопасности нашей гастролерши от них будет исходить. Не от боевиков или дакойтов, а от них, наших главных защитников демократии. — Галлиу- лин прищелкнул языком. — Злокачественную опухоль надо не лечить, а вырезать — в данном случае янки именно этого подхода придерживаются. Смысл просекаешь?
— Слушай, это же отличный анализ, готовая телеграмма. — Баш-Баш сделал вид, будто его только сейчас осенило. — Как раз то, что от меня ждут. Даришь идею, а? — Уловив иронию во взгляде Галлиулина, понял, что зарвался. — Ну, за двумя подписями. Прямо сегодня и отправим, чтобы видели, как мы тут.
Рашид Асланович, умело разыгравший эту сцену, был доволен, что Баш-Баш попался на крючок:
— Можно и за двумя.
Баширов радостно потер руки и собрался уже было распрощаться, но Галлиулин остановил временного поверенного.
— Только, знаешь, я ведь бесплатно идеи не раздаю. За идею и поработать не грех. Надо кое-что реальное сделать. Я имею в виду — сходить к американцам, поговорить аккуратно. Чтобы поняли нашу озабоченность и воздержались от жестких шагов. Не знаю, насколько это подействует, но попробовать надо. Как бы мы ни относились к Агаповой и к ее миссии, но о тетке надо позаботиться. От тебя же этого требуют?
— Ну да, ну да, — закивал головой Баш-Баш. — Сейчас же запрошусь к ним в посольство на встречу. Это вообще потрясающе получится! Даем анализ, информируем о наших практических шагах. Потрясающая телеграмма выйдет! За двумя подписями.
—За двумя, за двумя, — поощрительно улыбнулся Рашид Асланович.
—Прямо сегодня, чтобы видели, как мы тут. Ну, а насчет встречи в аэропорту я распоряжусь. Организуем.
После беседы с временным поверенным настроение Ра- шида Аслановича улучшилось: как будто все сделано правильно. Официально довести до сведения америкосов, что судьба Агаповой нам не безразлична — уже кое-что. Но этого мало, очень мало.
Когда Хамзат проснулся, Ксан накормил его бульоном, рисом и заставил проглотить таблетки, прописанные доктором. Юноша послушно выполнял все предписания, однако в его глазах читались тоска и безразличие. Это объяснялось не только физической слабостью: Хамзат чувствовал себя одиноким, никому не нужным. Полулежал в кресле, говорил безучастно:
— Я не хочу быть предателем, не могу.. Это так трудно. больно.
—Мой мальчик, что за слова! Какой ты предатель! Наоборот, ты помогаешь своей стране. По-настоящему помогаешь. Мужественно, честно. — Ксан старался, чтобы его голос звучал уверенно и обнадеживающе. —
Конечно, тебе тяжело. Никаких друзей, безденежье, родители не помогают. Но я-то помогаю!
—Отца у меня нет, — тихо произнес Хамзат, — вы знаете. А где мать... Она бросила папу, была против того, чтобы я ходил в медресе.
— Ну, ее можно понять: не хотела видеть своего единственного сына муллой. Хотела, чтобы ты учился в Москве или Петербурге, и этот семейный конфликт...
— Мне тогда еще десяти не было, а она так ставила вопрос: или с ней, или с отцом.
—Женщины вовсе не такие, какими хотят казаться, — принялся вразумлять парнишку Ксан, — когда взрослеешь, относишься к ним по-другому.
—Мой отец был мусульманином. Они поженились совсем молодыми. Папа был фотографом, а ей был нужен. Это Кавказ, там женщины любят крутых. И она его бросила. Он так переживал, что решил переехать. Нашел работу в Махачкале. Скрывал от меня, где она, что с ней. Говорил, мы ей не нужны, она забыла о нас. Его убили, когда он вступил в ополчение, пошел сражаться с бандитами. Виновата она, она, потому что бросила его, это из-за нее он погиб!
Хамзат заплакал.
— Хватит, не надо. — Ксан положил ему руку на плечо. — Тебе нельзя волноваться..
— Мне муфтият помог, дал рекомендацию, денег.. У меня в России никого не осталось. И здесь никого не будет. Потому что вы.
— Потому что я предложил тебе свою дружбу? Потому что мы сотрудничаем? В жизни, мальчик, за многое надо платить. Сейчас ты платишь за свое будущее, и поверь — цена не такая уж высокая. Ну, встанешь вместе со своими однокурсниками под флаг — что ж, это будет красиво. Это будет приятно. Но тебя перестанут считать изгоем, ты уже не сможешь работать у Кази, и наше с тобой сотрудничество потеряет смысл.
Хамзат попробовал возразить, но Ксан оборвал его на полуслове.
— Дослушай сначала. Кази доверяет тебе, ты вошел в его окружение. Твоя информация высоко оценивается. Мы тогда еще, год назад, все с тобой обсудили. Ну, поступил в университет. ну, закончишь. даже с дипломом ты здесь никому нужен. С тобой могут пообщаться, пропагандистски использовать, но продвигать не станут. Потому что ты русский, и карьеры тебе в Пакистане не сделать. А я даю тебе шанс отлично заработать, продолжить образование в Каире, в Джидде, реально стать человеком. Я уважаю тебя за то, что ты любишь Россию. Но любить можно по-разному. Можно стоять под флагом на неделе землячеств, перед президентом, местными властями, гордиться собой, тешить самолюбие. А можно делать дело. Издержки не так велики, как тебе кажется. И то, что ты пытался наложить на себя руки — стыдно и недостойно мужчины. Я предлагаю обо всем забыть. Поживешь у меня пару дней, придешь в себя, потом вернешься в университет. Идет?