Врата миров. Дилогия
Шрифт:
Зоран продолжал болтать, и я уже не сомневалась, что его рассудок помутился, но мои мозги пока что были на месте. Он твердил, что наступят новые времена, что его непременно вытащат отсюда… О да, очень скоро он выйдет отсюда победителем и в бесконечной милости победителя простит неразумных недругов своих…
Кажется, он не отдавал себе отчета, что находится не дома, на Хибре, где при всех трениях балканского эрцгерцога с султаном дом Ивачичей мог добиться правды, а в джунглях Великой степи, во власти передового отряда центавров, которым вменялось вершить суд и расправу над всеми
Между Джелильбадом и Александрией тянется вечная незатухающая война, конца которой не предвидится. Контрабандисты и работорговцы караются на Хибре незамедлительно и жестоко, как, впрочем, и все военные агенты македонской империи. Человек с печатью на запястье немедленно признается шпионом, и поступают с ним согласно законам войны. Сатрапы Искандера отвечают шейхам и султанам тем же, особенно зверствуют они, когда речь заходит о похищении национального достояния тверди.
Например, когда чужаки пытаются вывезти нюхачей. За нюхачами охотиться запрещено, их можно только покупать на разрешенных базарах, заплатив громадную пошлину…
Зорану удавались его сделки, пока он не был жадным. Он мог, как и прежде, честно заплатить пошлины, честно пересечь Янтарный канал, снова заплатить пошлины, якобы собираясь торговать маслами и шерстью, а затем нанять судно и плыть в обход владений императора Чи, в обход туманной дельты Меконга, в обход страны айнов, туда, где на подводных лугах пасутся Плавучие острова. А на обратном пути ему следовало воспользоваться секретными тропами, разделить отряд на несколько частей и отправить своих людей в тайные Янтарные каналы, в узкие колодцы, пропускающие в день не больше трех человек… А самому честно вернуться через одну из резиденций наместника, в очередной раз заплатив пошлину. Так было бы умно.
Вместо этого Зоран и на обратном пути поперся вдоль реки и нанял в проводники нелюдей. Полукони продали его, продали тех парней, кто выжил после драки, забрали себе нюхачей, все оружие и деньги.
Лучше бы он заплатил взятку самому наместнику или кому-то из диадархов, управляющих районами. Тем более что пигмеи предлагали в тысячу раз больше…
— От него дурно пахнет, Женщина-гроза…
В суете я совсем позабыла про нюхача. Мне удалось нащупать пару достаточно крепких корней, я надрезала их маленьким лезвием, которое прятала в каблуке, и прижала ладони к надрезам, чтобы подкрепить свои силы. Мне удалось вспомнить несколько заклинаний леса, и, наконец, я нащупала ближайший осиный рой.
— У него проблемы с баней, Кеа. Кстати, это мой муж.
— Дело не в грязи, Женщина-гроза. От него дурно пахнет. Он чем-то болен, но я не встречалась с такой болезнью… Я не могу, госпожа, слишком сильно пахнет опием.
Кеа нарочно болтала со мной на языке торгутов, но Зоран всполошился.
— Господь всемогущий! — воскликнул он, со звоном ковыляя вдоль своей привязи. — Марта, с кем ты говоришь? У тебя с собой нюхач?! Не может быть.
Я нащупала ближайший осиный рой. То, что не подходило для вооруженной стычки на дороге, прекрасно подойдет для побега из ямы. Один рой — это ничто, но в джунглях полно ос…
— Может, — возразила я, сняла крышку с корзины и поднесла ее вплотную к решетке. — Кеа, познакомься, это мой супруг, сын высокого дома Тиграна Ивачича, дом Зоран Ивачич… Не уверена насчет шейха, но племянник балканского эрцгерцога Михаила — это точно. Зоран, улыбнись, это Кеа, она девушка, и на сегодня она… гм…
— Где ты ее нашла? — изумился Зоран. — А-аа… Я понял, ты наверняка убила почтовый караван?
— Хуже. Я убила несколько гончаров. Они гнались за мной.
— Я тоже теперь служу в доме Ивачичей, — ловко ввернула Кеа. Я заметила, что она старается дышать ртом, опий был для нее губителен.
— Гончаров? Ты дралась с монахами? Но почему тебя арестовал наместник?.. И что ты вообще делаешь на Великой степи? — Зоран яростно почесал бороду.
Я любила его…
О, духи огня, как же я любила его, оказывается, несмотря на струпья, гниющие раны и лохмотья!
— Слишком много вопросов, — квакнула за меня Кеа. — Женщина-гроза нашла Камень пути. Гончары меня послали найти ее. Я нашла Женщину-грозу. Я предупреждала гончаров, что не следует выпускать красных номадов. Я предупреждала, что магия Женщины-грозы сильнее. Они не послушали меня. Женщина-гроза убила гончаров и убила номадов. Теперь я служу дому Ивачичей. Меня надо слушать.
— Тебя надо слушать? — переспросил несколько обалдевший Зоран. — Тогда скажи, почему ты здесь? Я спрашиваю — почему тебя не отняли у новой хозяйки?
Ухо. Он забылся и тронул себя за ухо, там, где приклеилась засохшая, окровавленная повязка. Зоран, спросила я молча, что у тебя с ухом?..
— Меня тоже беспокоит этот вопрос, — проскрипел нюхач, не забывая при этом жевать остатки раздавленных фруктов. — Мне тоже непонятно, почему мы до сих пор вместе…
— А тебе ведь все равно, кто тебя кормит! — Я не удержалась от колкости, но над вопросом Зорана стоило как следует подумать. Мой новый знакомый гиппарх Поликрит не производил впечатления идиота. Он не отобрал у меня нюхача, стоившего больше, чем все наемники его крепости…
Только думать было некогда.
Я полагала, что про нас забудут до темноты; тогда мне удалось бы призвать на помощь ядовитых тростниковых жаб и муравьев. Осы уже собирались в полет. Я не надеялась уничтожить весь гарнизон, достаточно было вызвать панику. Над головой постоянно кто-то сопел и почесывался. Кажется, охранять нас они поставили центавра. Меня это тоже запоздало удивило, обычно гордость воина не позволяет центавру служить надсмотрщиком.
— Кеа, кто там наверху?
— Двое. Полукони, госпожа. От твоего мужа дурно пахнет, госпожа.
— Чем он болен, по-твоему? — Я разглядывала тени, медленно перемещавшиеся вдоль прорех в крышке нашей ямы. Центавры ленились, патрулировали из рук вон плохо.
— Я не вполне уверена, госпожа. Некоторые заболевания, присущие человеку, непросто распознать даже на запущенной стадии… Если бы ты заставила его смыть запах опия…
До меня вдруг дошло, что Кеа меня жалеет. Она не решалась вынести свой вердикт, хотя давно унюхала все лишнее и опасное, исходившее от моего супруга.
— Кеа, говори прямо. Что с ним?!