Врата рая
Шрифт:
Люк увидел выражение моего лица и стал очень серьезным. Он осознал, насколько глубоким было мое чувство, а я видела, что и его чувство было таким же. Я знала, что это вызывало у Люка беспокойство, потому что мы оба были склонны уступить нашим чувствам, а не думать о том, кем были по отношению друг к другу.
— Я не могу дождаться, когда увижу Хасбрук-хаус, — прошептала я.
— Скоро, скоро.
С каждой милей росли мои нетерпение и возбуждение. Наконец показались широкие зеленые поля в окрестностях Уиннерроу, ухоженные фермы, посадки кукурузы, которую вскоре надо будет убирать. В окнах маленьких
Затем мы въехали в сам Уиннерроу и поехали по Мейн-стрит. Мимо выкрашенных в пастельные тона домов самых богатых жителей этого города, мимо домов поменьше, где жили представители среднего класса, те, кто работал на шахтах контролерами или управляющими.
Я закрыла глаза, когда мы свернули на улицу, ведущую в Хасбрук-хаус. Через несколько минут я буду дома. Но это будет другой дом, без мамы и папы. Я понимала, что, когда мы подъедем, нас там не будут встречать мои родители… не будет ни улыбок, ни поцелуев, ни теплых объятий, никаких нежных приветствий. Реальность обрушилась на меня, как огромная тяжелая океанская волна. Я не могла ни увернуться от нее, ни отступить назад. Мои мать и отец умерли, и их похоронили там, в Фарти. Я по-прежнему была инвалидом. И все это — наяву.
— Ну, слава Богу, мы наконец здесь, — произнесла, растягивая слова, тетя Фанни. — Нажми на гудок, Люк, чтобы услышала прислуга.
— Энни не нужно этого, ма.
— Давай нажми на гудок.
Она быстро вышла из машины, обошла ее, чтобы открыть мою дверь. Я продолжала сидеть и смотреть на дом, на высокие белые колонны и большие окна. Вдохнула аромат магнолии и на какое-то мгновение почувствовала себя маленькой девочкой, которую привезли домой после очередного семейного отдыха на морском побережье. Как и тогда, из дома вышли и собрались у входной двери слуги, чтобы приветствовать нас.
Миссис Эвери была вся в слезах, ее обшитый кружевами шелковый носовой платок, который я подарила ей на один из дней ее рождения, выглядел мокрым и измятым. Она помахала им, как приветственным флагом, спустилась по ступеням и быстро, насколько это позволяли ее больные артритом ноги, подошла к машине.
— О Энни. Добро пожаловать домой, дорогая.
Тетя Фанни отступила в сторону, чтобы дать ей возможность обнять и поцеловать меня.
— Привет, миссис Эвери.
— Ваша комната готова… все вычищено, отполировано и проветрено. Все в должном виде.
— Спасибо.
Я повернулась к дому, чтобы посмотреть на спускавшегося по ступенькам Джеральда. Он двигался быстрее, чем обычно, и на его лице отражалось больше эмоций, чем когда-либо. Его прямая, как натянутая струна, спина была несколько расслаблена, а его скупая и быстро затухающая улыбка была необычно широкой и даже уголки рта приподняты вверх, что придавало ему вид улыбающегося кота.
— Добро пожаловать домой, Энни!
Он протянул, не сгибая, мне свою руку, а когда я взяла ее, его длинные тонкие пальцы нежно обхватили мои.
— Спасибо, Джеральд. Рада видеть вас.
В дверях стоял Роланд с повязанным вокруг талии
— Роланд, как это любезно с вашей стороны!
— Просто занять чем-то мои мысли, мисс Энни. Добро пожаловать!
— Спасибо, Роланд.
Люк раскрыл мою коляску. Слуги отступили назад и смотрели, как он пересадил меня из машины в коляску. Его лицо было напряжено и серьезно, но, когда наши взгляды встретились, он улыбнулся. Я чувствовала себя так удобно в его руках. И видела, с какой гордостью он крепко держал меня. Люк все еще был моим принцем, а я его принцессой.
— У тебя это хорошо получается, Люк Кастил, — прошептала я.
— Очень естественно, я так полагаю. — Улыбка осветила его лицо, а темно-сапфировые глаза проказливо сверкнули, как это часто бывало у папы.
— Я займусь багажом, — быстро сказал Джеральд, когда Люк покатил меня к дому. Роланд передал торт миссис Эвери и помог Люку поднять меня по ступеням.
— Может быть, нам нужно тоже сделать эти мостки, — подумала вслух тетя Фанни.
— Нет, тетя Фанни. Я собираюсь снова ходить еще до того, как мы сумеем их построить.
— Вот так и надо думать, мисс Энни, — поддержал Роланд.
Они с Люком принесли меня прямо в мою комнату, которая никогда еще не казалась мне такой замечательной, удобной и теплой. Слезы радости потекли по моим щекам. Я была дома, действительно дома! Я буду спать в своей собственной кровати в окружении моих собственных вещей. На какой-то миг почудилось, что все случившееся на самом деле было лишь сном.
Затем мне на глаза попался игрушечный коттедж, и я подумала о Трое. Мне представилось, что я выросла до громадных размеров и смотрю назад туда, где только что была. Я была так обязана ему! По-своему он тоже спас меня.
— О Люк, все так замечательно! Я никогда больше не буду принимать все это как должное.
Я с жадностью смотрела вокруг, наслаждаясь видом моих вещей. Здесь были и мои картины, и художественные принадлежности, все аккуратно сложенное, как в тот день, когда я покинула их. На мольберте находился неоконченный рисунок Фарти, который я начала незадолго до трагической аварии. «Как неверно я представляла его себе», — подумала я. Краски были слишком яркими и весь изображенный мир слишком теплым и привлекательным. Это действительно была картина, родившаяся из фантазии. Не случайно мама хотела, чтобы я рисовала что-либо другое. Она знала, что я живу в мире грез, а это иногда может стать опасно и привести к трагедии.
Единственным, что соответствовало действительности, было изображение Люка. В его образе не было ни капли надуманного, и что самое важное — я поместила его там, где он больше всего был нужен мне, — Люк шел ко мне, чтобы забрать меня.
— Я была во всем не права относительно Фарти. Люк. Мои картины — это чистая фантазия.
— Не вини себя за то, что ты хотела чего-то большего, Энни. Если мы не позволим себе мечтать и фантазировать, мир может стать ужасно мрачным. Может быть, теперь мы в большей мере будем довольствоваться тем, что имеем, и тем, кто мы есть.