Врата Совершенного Знания

Тренейл Джон

Окно, прорубленное в стене, пропускало вечерний сумеречный свет, который не столько освещал камеру, сколько подчеркивал грязь. Тюремщики словно создали специальную машину для производства унылой серости. Дверь… деревянная и вполне обыкновенная, если бы не металлическая решетка, подвешенная к ней на петлях.

Мэт повернул голову. Он наверняка не первый лежал на этой кровати; штукатурка на стене была испещрена китайскими иероглифами. Некоторые написаны краской, но большая часть — карандашом. Рисунки — сердце, пронзенное стрелой, набухший фаллос. Была там и фраза, написанная частично по-английски: «Питер», потом иероглиф,

означающий «Здесь дважды» и палец, указывающий на овальное пятно на штукатурке. Мэт попытался расшифровать иероглифы. «Рука» — это легко, «Ин»… непристойность? Грязь? Рукоблудие! Мэт слабо улыбнулся собственному остроумию.

На улице темнело. Почему же тогда выключили свет? Мэт стиснул кулаки, сделал глубокий вдох и сел на постели. Какую-то долю секунды все было в порядке. Потом беспощадная волна тошноты, боли в мускулах и в голове, озноба пробежала по всему телу и взорвалась в мозгу. Мэт потерял сознание.

Он оставался без чувств всего минуту. Электрический разряд вспыхнул за веками, и Мэт стал приходить в себя, горя неопределенным желанием узнать, не изменился ли потолок над ним. Какое-то время он лежал тихо, стараясь успокоить желудок, содержимое которого рвалось наружу, потом перевернулся на бок, опершись на руки. Мерзкая волна отхлынула. Мэт сел и осторожно свесил ноги. Обхватив руками голову, он ждал, когда пройдет тошнота и попытался заговорить.

— Один… два… — Голос звучал неестественно, словно в камере пониженного давления.

Мэт опустился на четвереньки и пополз к ведру. Когда он сдернул тряпку, в нос бросилось зловоние от мочи, оставленной в ведре его предшественником. Мэт вытянул правую руку и на ощупь стал отыскивать кран. Ручка была тугая, но через некоторое время она подалась, и из крана потекла тонкая струйка воды. Она была не холодная и не теплая, и совсем не освежила, даже когда он подставил под нее голову.

Горло как будто наждаком ободрали, но Мэт не решался пить эту воду. На Тайване до того, как была осуществлена программа по водоочистке, болезнь печени принимала характер эпидемии. И даже сейчас, несомненно, не вся вода была пригодна для питья.

Как он попал сюда?

Мэт ползком добрался до постели, все еще не осмеливаясь встать из-за подступавшей тошноты. Со стоном улегшись, он закрыл руками глаза. Как он оказался здесь… что бы ни значило это «здесь»?

Он лежал с Мэйхуа в постели. Ели они что-нибудь? Или пили? Пить. Воду. Холодную воду с плавающими в ней кубиками льда, которые… Перестань!

Виски. Они пили виски. Его вкус еще оставался на языке. Мэт покрутил головой, пытаясь восстановить дальнейший ход событий. Она пила с ним. Разве нет? Если пила, значит, в ее виски тоже подмешали наркотик. Значит… Что они сделали с Мэйхуа?

Дверь. Кто-то стоял у двери в квартиру. Верно… и потом, потом… В отчаянии Мэт широко раскинул руки. Он не мог вспомнить. Но нельзя же просто так лежать здесь. Надо что-то делать. Надо выбраться отсюда.

Пошатываясь, он побрел к двери с металлической решеткой. Поднял кулак, чтобы постучать, но передумал, сообразив, что это может обернуться против него. Решетка стальная, и он только руку отобьет. Но когда Мэт стукнул в стену, раздался всего лишь тихий глухой звук, словно кирпичи поглотили его.

И тут отчаяние, маячившее где-то на окраинах сознания, хлынуло через все преграды, которые Мэт пытался воздвигнуть.

Он впал в неистовство.

Он забрался на нижнюю раму стальной решетки и, вопя во все горло, стал с грохотом трясти ее. Прошло десять секунд, а может быть, и десять минут, прежде чем деревянная дверь по другую сторону решетки распахнулась настежь.

Вопль замер в горле. Лицо китайца, стоявшего в нескольких дюймах от Мэта, было морщинистым, жирным и небритым. Мэт спрыгнул на пол и поспешно отступил. Губы тюремщика насмешливо изогнулись, обнажив кривые, пожелтевшие от никотина зубы. Дыхание было зловонным.

Мэт отошел еще дальше, внезапно обрадовавшись тому, что их разделяла решетка.

— Чего надо?

Эти слова были произнесены на ломаном английском. Мэт колебался только одну секунду.

— Мне нужен адвокат, я хочу пить, хочу принять душ. И все именно в этом порядке. Быстро!

Толстяк рассмеялся и приготовился запереть дверь. Мэт закричал:

— Подождите! Пожалуйста, подождите…

— Чего ты хочешь?..

— Пожалуйста… только не уходите. — Мэт понял, что готов разрыдаться, и отчаянно пытался держать себя в руках. — Скажите, где я?

— Где ты? Тюрьма. Таоюань.

Таоюань — главная тюрьма в Тайбэе, Мэт знал это.

— Почему я здесь?

Тюремщик ничего не ответил, и Мэт только теперь заметил, что он держит в руках толстую дубинку около трех футов длиной, суженную на конце наподобие бейсбольной биты. Зажав ее под мышкой, тюремщик начал перебирать связку ключей, висевшую на поясе. Стальная решетка распахнулась, и китаец важно прошествовал в камеру. Он подходил все ближе, пока не оказался в нескольких дюймах от заключенного, продолжая все время смотреть прямо в глаза Мэту.

— Ты здесь… почему? — переспросил китаец.

— Да. Пожалуйста, объясните. Прошу вас, — молил Мэт.

— Потому что… ты — убийца.

— Убийца?

— Да. Это так. Ты убил слугу в отеле.

— Слугу в отеле… Они думают, что я убил А-Фаня?

Лицо тюремщика сморщилось в улыбке.

— Ты прав. Они знают, что ты убийца.

— Знают? Как же они могут знать?

— Прокурор сказал так. Судья сказал так. Ты виновен.

Мэт хотел было протестовать, но слова застряли в горле. Тюремщик крутанул дубинку, подняв ее на высоту пояса движением, которое казалось удивительно изящным для такого грубого человека, приставил ее округлым концом к пупку Мэта и с силой надавил. Мэт отлетел к дальней стене, рухнул на пол и ударился шеей. Все тело взорвалось болью. Рот наполнился желчью. Камера завертелась перед глазами.

К тому времени, когда Мэт пришел в себя, тюремщик уже вышел и запирал решетку.

— Тебя скоро расстреляют, — произнес он равнодушно. — Да, я так думаю.

Потом он захлопнул деревянную дверь и опять оставил Мэта наедине с тишиной, которую нарушал только звук капавшей из крана воды.

Саймон Юнг понял, что все идет хорошо, уже через пять минут после того, как Ленни начал демонстрацию. Со своего места за столом, стоявшим на возвышении, он видел, как из зала с деловитым видом вышло несколько человек. Это были не репортеры. Наоборот, представители прессы неуклонно продвигались вперед, ухитряясь при этом быстро писать в блокнотах. Нет, уходили дельцы, чтобы позвонить своим брокерам и отдать приказ покупать как можно больше.