Врата в Сатурн
Шрифт:
— Так точно, не опоздаем! — жизнерадостно отозвался Юрка.
— Тогда удачного вам полёта! — ответил голос, и переговорник умолк. Я покосился на часы — до старта оставалось почти два часа.
— Всего полтора часа осталось. — сказал Юрка, тоже посмотрев на браслет, на котором мигал цифрами отсчёт внутристанционного времени. — Не понимаю, к чему эта спешка? Вполне могли бы дождаться «Ломоносова»…
— Перед смертью, как говорят, не надышишься. Иди, прощайся со своей ненаглядной скрипачкой, а я на корабль.
— Кота только прихвати. — он кивнул на Дасю, прислушивавшегося к нашему разговору из своего угла. — Не таскать же мне его клетку по всей станции!
— Боишься, что Мира обрадуется ему больше, чем тебе? — Девушки —
— Между прочим, надо заглянуть к рекреационщикам, взять у них кошачьи гермомешки. — сказал Юрка, проигнорировав моё язвительное замечание. — Им с Земли недавно прислали пять штук. На «Звезде КЭЦ» тоже есть кот, это для него. Ну, я и выпросил парочку.
— Гермомешки? — удивился я. — Впервые слышу о таких. Это что, вместо лотков с опилками — чтобы, значит, кот в невесомости мог свои дела делать? Специальные такие, для невесомости…
— Шутишь? — Юрка хохотнул, видимо, представил, как может выглядеть такой процесс в натуре.
— Не угадал. Помнишь, на «Астре», во время учебной тревоги Юлька запихивала мистера Томаса в «Скворец»? После того эпизода и придумали эти гермомешки — по сути, обычные пузыри из прочной воздухонепроницаемой ткани с герметической застёжкой и штуцером для воздушного шланга. Если приключится на борту ЧП, ловишь кота в такой мешок, запечатываешь и присоединяешь шлангом к стандартному чемоданчику жизнеобеспечения — и пусть сидит, пока не дадут отбой тревоги.
— Ну-ну… — я недоверчиво покачал головой. — Насколько я успел узнать этого хвостатого разбойника, он просто так не дастся. Сам будешь ловить, если что. И учти: на этот раз расцарапанной щекой можешь и не отделаться!
VI
Когда я увидел Юрку-Кащея в компании Миры, то испытал мгновенный приступ досады: ну вот, явилась, декабристка… Недаром говорят: «долгие проводы — лишние слёзы»; не могли в каюте попрощаться, что ли?
Мысль эта мелькнула — и разбилась вдребезги о станционный «Скворец», в который облачилась скрипачка. Шлем от гермокостюма пристроился поверх груды багажа на тележке, которую волок Юрка: два стандартных контейнера жизнеобеспечения со свисающими шлангами (сам он, как и я, тоже был в персональном «Скворце» с эмблемой «Зари» на левой стороне груди) и два чемодана. Нет, даже, влюбившись по уши, Кащей не мог стать таким идиотом!..
— И как это всё понимать? — грозно осведомился я. — Кстати, привет, Мира, давно не виделись…
Скрипачка несмело улыбнулась и сделала шаг назад, спрятавшись за спину своего спутника. Юрка, наоборот, независимо вздёрнул подбородок.
— А что тут такого? — спросил он, не став дожидаться обвинений. — Слетает с нами, я ей «Зарю» покажу, а с обратным рейсом вернётся на «Звезду КЭЦ»! Следующий концерт у них только через два дня, как раз успеет…
— Ну, раз успеет, то это, конечно, меняет дело. — я и не думал скрывать яд, сочившийся из каждого слова. — А у капитана «Тихо Браге спросить не пробовал»?
— У второго пилота, он не против. С условием, что Мира даст концерт для экипажа прямо на борту.
— Я согласна! — пискнула из-за Юркиной спины скрипачка. — У меня и сольная программа есть, я с ней на 'Гагарине выступала!
— И вообще, чего ты взъелся? — Юрка, почувствовавший поддержку, добавил твёрдости в голос. — Подумаешь, слетает с нами! Никто и не заметит…
— Никто говоришь? А как насчёт Валерия Фёдоровича? Не уверен, что начальник станции одобрит эту экскурсию!
— Ну, не знаю… — от такого аргумента отмахиваться не стоило. — Быковский тут, на станции главный, а мы же собираемся на «Зарю»! Можно и не докладывать, тогда никто ничего не узнает!
— А твои, Мира, коллеги-музыканты? Они что, все это время
— Я предупредила девчонок, они никому не скажут! — Голос Миры дрожал, глаза — огромные, чёрные, словно итальянские маслины — подозрительно увлажнились.
…Как мне удалось не расхохотаться, представив, как девушки-консерваторки несколько дней подряд будут делать вид, что их подруга где-то тут, только вышла ненадолго — тайна сия покрыта мраком…
— А про браслет забыли? — я кивнул на запястье скрипачки. — Или думаете здесь его оставить? Так это зря — стоит его снять, и браслет через десять минут подаст сигнал тревоги. Как, кстати, и в том случае, если Мира покинет станцию, не зарегистрировавшись предварительно у диспетчера!
— Действительно… — Юрка сразу сник. — Об этом я не подумал…
— Хочешь, перечислю ещё десяток пунктов, о которых ты тоже забыл?
На Юрку было жалко смотреть. Мира уже откровенно хлюпала носом и тёрла глаза.
…Детский сад, да и только! Я вспомнил одну из миниатюр Михаила Задорнова — он рассказывал о полёте на пассажирском АН-2 где-то то ли в Коми. Тогда в самолёт набилось народу на треть больше положенного; на вопрос — как им продали билеты? — неучтённые пассажиры «аннушки» отвечали: «Какие ещё билеты? С мужиками договорились, чтобы подбросили…» Тогда, в далёких (во всех смыслах!) девяностых это звучало, как анекдот — но мог ли я представить себе, что стану свидетелем чего-то похожего, только на космическом корабле, совершающем окололунный рейс? Вот уж действительно: человечество семимильными шагами продвигается в космос, не забывая тянуть за собой земные привычки, в том числе и такие вот… Задорнов наверняка был бы от такой истории в совершеннейшем восторге — впрочем, сейчас Михаил Николаевич ещё не всенародно любимый сатирик, а никому не известный рядовой инженер одной из кафедр Московского Авиационного Института. И далеко не факт, что он на волне всеобщего подъёма космической тематики переквалифицируется в работники эстрады, а не предпочтёт инженерную карьеру…
— Ладно, что с вами поделать… — я сменил гнев на милость. — Мира, давай сюда свой браслет, и ступайте оба на корабль, я скоро. Да, и шмотки мои прихватите, вместе с котом — не таскаться же мне с ними по станции!
Вернулся я спустя полчаса. У шлюза меня встретил второй пилот «Тихо Браге» — во время недавнего перелёта с «Гагарина я его не видел, а потому представился и протянул руку. Второй пилот — эта должность значилась на бэйджике, приколотом к левой стороне груди, вместе с фамилией: 'Ж. Гуррагча» — ответил мне широкой улыбкой и крепким рукопожатием. Наружность у него была ярко выражено азиатская, ближе к бурятской или монгольской — и я немедленно принялся гадать, как может звучать его полное имя. Но тут встречающий снова улыбнулся и сказал, что обращаться к нему можно «Сансар». Прозвище это дали ему в лётном училище, за неистребимую тягу ко всему, что связано с космосом (собственно, на его родном языке это слово и означает «космос»), а когда он попал, наконец, во Внеземелье — прозвище стало позывным. После чего повернулся и предложил проследовать за ним. Что я и проделал, хватаясь за проложенные вдоль стен поручни — в отсеках «Тихо Браге», пристыкованного к внешнему, неподвижному кольцу «Звезды КЭЦ», царила невесомость. Я послушно поплыл за провожатым, прикидывая по пути, как бы поделикатнее выяснить, какой части нашей необъятной родины это наречие в ходу — но тут он Сансар остановился возле люка каюты с большой блестящей цифрой «4».
— Вам сюда. — сообщил он. — Устраивайтесь пока, о времени старта предупредят по корабельному вещанию.
— А что, какая-то задержка? — осведомился я. Скорее, для порядка, там, куда я ходил, мне сообщили, что «Тихо Браге» отбывает в назначенное время с точностью до минуты.
— Да, у нас небольшое ЧП. — сообщил провожатый. — Серёга Ползунов, один из водителей буксировщиков, получил травму.
— Надеюсь, ничего серьёзного? — Спросил я. Ползунова я знал — во время первой нашей орбитальной практики на «Гагарине» он учил нас, зелёных «юниоров» управлять «крабами».