Врата в Сатурн
Шрифт:
С Гарнье же я позже встречался на Земле, на семинаре, посвящённом исследованию лунного «обруча» — и имел с ним весьма любопытную беседу. Француз и сейчас работал в группе, изучающей инопланетный артефакт и, насколько мне было известно, был одним из авторов проекта, согласно которому «обруч» выкопали из лунного реголита и, укрепив на корпусе всё того же «Тихо Браге» подняли на орбиту. Он и сейчас там находился — и как раз об этом я и собирался расспросить астрофизика.
Я связался с лабораторией Гарнье и договорился о встрече. До назначенного времени оставалось ещё часа полтора; я погладил Даську (к моему удивлению он не попытался увернуться или как-то ещё продемонстрировать неудовольствие), уселся за стол и вытащил из чемодана футляр с дискетами. Пока есть время — надо заполнить страничку-другую дневника (фигурально, разумеется — встроенный примитивный редактор не умел нормально форматировать тексты), а то что-то забросил я его в последнее время…
Из дневника Алексея Монахова
«…По сути, удивительный мир, в котором я оказался — где нет холодной войны, нет безумной гонки вооружений, где не полыхают по всему миру локальные войны, где люди летают на Орбиту и на Луну так же легко, как в моё время летали на курорт в Сочи, а я в свои неполные восемнадцать готовлюсь отправиться не куда-нибудь, а в систему Сатурна, — этот „прекрасный новый мир“ (говорю без всякой иронии!) обязан своим существованием всего двум расхождениям с оставленной мною „исторической последовательностью“. Первое: здесь Сталин умер не в марте пятьдесят третьего года, а в декабре пятьдесят шестого, и за эти лишние почти четыре года успел довести до конца многие начинания, которые в предыдущем варианте истории были безжалостно похерены его преемниками и, прежде всего, пришедшим к власти Хрущёвым. Здесь же Никита Сергеевич в сентябре пятьдесят третьего (по иронии судьбы — седьмого сентября, в тот самый день, когда » в той, другой' реальности он был избран первым секретарём ЦК) отправился решением усатого батьки поднимать хлопковую отрасль Узбекистана. Берия же, которого «кукурузник» в моей версии событий пустил в распыл, тоже дожил до пятьдесят шестого — успел отрапортовать на двадцатом съезде об успешном завершении основных работ на Трансполярной магистрали и Сахалинском тоннеле, и всего через месяц погиб в авиакатастрофе.
С личностью Лаврентия Палыча связано и второе расхождение, на мой взгляд (не вполне объективный, разумеется) куда более фундаментальное, чем политические коллизии, сотрясавшие одну шестую часть суши нашей маленькой планеты. Своим возникновением оно обязано двум событиям, произошедшим в крайне удалённых один от другого уголках Земли. Первое — в сорок третьем году, в самый разгар Второй Мировой в США проводились работы, известные немногочисленным специалистамкак «проект Рейнбоу», а широкой публике — как «Филадельфийский эксперимент». Суть его предположительно заключалась в том, чтобы сделать крупный объект, например, корабль, невидимым для радаров, которые к тому моменту уже вовсю применялись и на море и в воздухе. Почему, спросите «предположительно»? Дело в том, что решающий опыт, произведённый с эсминцем «Элдридж», на котором специально для этого были смонтированы устройства напоминающие огромные катушки Тесла, при включении экспериментальной установки бесследно исчез с якорной стоянки и объявился в трёхстах двадцати километрах, в Норфолке. Из команды численностью в сто восемьдесят один человек остались не больше двадцати; остальные получили несовместимые с жизнью ожоги и поражения электричеством. Некоторые обезумели; тела других были буквально впечатаны в переборки и палубы. Отмечается ещё такая деталь — у всех выживших часы отставали на одно и то же время.
В общем, проект поспешили закрыть, а все материалы (настоящие, не те, что, попав в руки охотников за сенсациями, легли потом в основу множества конспирологических теорий) спрятали в тщательно охраняемые архивы с пометками «Хранить вечно» и «Перед прочтением сжечь». И так бы тому и быть, если бы с одной стороны, советская разведка, плотно работавшая по «Манхэттенскому проекту» не раздобыла заодно и кое-какие рабочие записи, связанное с проектом «Рейнбоу». Документы эти отправились за океан.
Советские учёные, основываясь на данных, добытых разведкой, попытались повторить «Филадельфийский эксперимент», использовав для этого эсминец «Прочный» — бывший немецкий Z-20 «Карл Гальстер», полученный по репарациям от Германии. Но, то ли, в расчёты и расчёты вкралась ошибка, то ли в распоряжении исследователей не было каких-то критически важных деталей, которые разведка раздобыть не смогла — но экспериментальная установка так и не заработала. После нескольких попыток, также ничем не закончившихся, оборудование демонтировали, эсминец вернулся в Лиепаю, а все материалы по примеру заокеанских коллег отправили их в совсекретный архив. Там бы они и пребывали бы до скончания века — если бы не удивительное открытие, сделанное в сорок восьмом году советской палеонтологической экспедицией, работавшей в пустыне Гоби.
Открытие это не имело никакого отношения к окаменелым останкам доисторических ящеров, ради которых экспедиция и была затеяна. Из песка извлекли удивительный артефакт, имевший форму большого кольца, изготовленного из неизвестного сплава и покрытого непонятными символами. Тогда же случился инцидент, обстоятельства которого были настолько необычны, что руководитель экспедиции, палеонтолог и начинающий литератор Иван Ефремов не стал включать их (как и описание находки) в официальный отчёт. Кое-какие детали происшествия он использовал потом в фантастическом рассказе «Олгой-Хорхой»; артефакт же, тщательно упакованный и опечатанный, был отправлен в Москву и передан исследователям.
Поначалу в работе наметились некоторые успехи.
Скажем сразу, что изучение загадочного кольца с точки довольно быстро зашло в тупик. Группе учёных-лингвистов удалось частично разобрать письмена на артефакте (Ефремов дал ему название «звёздный обруч»)— и выяснили, что гобийская находка не что иное, как элемент инопланетной транспортной системы, позволяющей мгновенно преодолевать огромные, возможно межпланетные и межзвёздные, расстояния. Из того же расшифрованного фрагмента следовало, что кроме гобийского «обруча» имеются ещё по меньшей мере три: один на Луне, другой — на одном из спутников Марса.
А вот изучение загадочного кольца с точки зрения физики не дало сколько-нибудь внятных результатов. Исследователь готовы были уже признать своё поражение, но тут случилось одно из тех удивительных совпадений, которые иногда, очень редко, определяют пути научного прогресса и цивилизации вообще. С результатами исследования «звёздного обруча» ознакомился учёный, изучавший в своё время материалы проекта «Рейнбоу» — и с этого момента история человечества повернула в другую колею.
Исследовательская группа, созданная личным распоряжением Берии для работ в этом направлении поначалу добилась кое-каких результатов. Но довольно скоро выяснилось: для того, чтобы доиться хоть какого-то прогресса в исследованиях, необходимо ознакомиться с материалами проекта «Рейнбоу», а лучше — вообще объединить усилия с американскими учёными.
И этот вердикт был услышан, причём на самом высоком уровне! В пятьдесят пятом, незадолго до своей гибели в авиакатастрофе, Лаврентий Павлович обращается к Сталину с предложением: совместно с американцами создать научно-исследовательскую группу по изучению «звёздного обруча». В случае удачи, убеждал он вождя, обе державы, да и всё человечество смогут получить доступ не просто в космос, но и во всю Галактику. И уж, во всяком случае, державам, принявшим участие в столь грандиозном проекте, надолго станет не до войн и прочих противостояний здесь, на Земле.
Поразительно, но отец народов согласился. А может, ничего удивительного в этом нет, и данное решение стало логическим продолжением той перемены курса, который наметился в СССР к середине пятидесятых?
Так или иначе, совместная исследовательская группа была создана и начала свою работу. Несомненно, приди тогда к власти лысый кукурузник (как это случилось в «нашей версии» истории) это начинание было бы похерено. Но Никита Сергеич к тому моменту уже несколько лет, как был из большой политики, так что сбылось предсказание Лаврентия Палыча: захваченные умопомрачительными перспективами грядущего прорыва в Космос учёные, а за ними и политики по обе стороны океана взялись за ум. Отныне великие державы не пускали на воздух чудовищные средства, не ломали судьбы целых стран и миллионов людей в горячих, холодных и невесть каких ещё войнах. Вместо этого силы и средства (которые в предыдущем варианте истории были бы бездарно истрачены на гонку вооружений) пошли на развитие проекта «Великое Кольцо». Вскоре состоялся большой прорыв; учёные с уверенностью прогнозировали создание первой рабочей установки уже через десять-пятнадцать лет — и к началу семидесятых годов эти прогнозы, наконец, сбылись.