Вредность не порок

Ильина Лариса Анатольевна

И речка вроде бы… Не могу я точно вспомнить, путается все.., ну ты меня понимаешь. Ирка, кажется, обрадовалась, сказала, что обязательно съездим… И все красавчику этому глазки строила. Я даже думала – окосеет… А я тоже, честно говоря, там прикорнула. Глаз уж было не разодрать, я и легла на диванчик, что на веранде. Жесткий, зараза, как утюг… А Ирка, та вроде не спала. Все с Юрочкой шушукалась. Стаська, знаешь, что мне в голову приходило? Мы с Колей, потом ты с Ефимом вежливо ушли, а Юрочка остался…

– Ну, – кивнула я, – вполне возможно. Когда я уходила,

у меня не было чувства, что они собираются расстаться.

Это было сущей правдой, поэтому мы задумались и некоторое время шли молча. В голове у меня все так перемешалось, что я даже никак не могла разобраться, о чем думать в первую очередь.

– А где дача у Коли? Неужели он тебе не сказал?

– Не знаю, – пожала Надька плечами, – может, он и сказал, да я забыла. Не помню, хоть убей… А после того как он меня проводил, я его больше и не видела…

Тут мы подошли к дому участкового. Я продолжала ломать голову над всем произошедшим, Надька прикрыла за собой калитку и вдруг вспомнила:

– Да, вот еще что! Я когда с Иркой прощалась, она шепнула: «Знаешь, кто это? Клетчатый!» Черт ее разберет, что она имела в виду?

Я уже тянулась стучать в дверь, однако слово «клетчатый» почему-то тревожно всколыхнуло сердце, и я уточнила:

– А про кого?

– Да про Юрочку вроде, про красавчика.

Вот оно что! Теперь понятно, почему, увидев его впервые на пороге комнаты, на Ирку напал столбняк. Она сказала, что видела за забором человека с оружием, и назвала его как раз «клетчатым». И что же тогда получается? Получается, что сначала она едва не впала в транс, а потом не слезала с его колен. Хреновина, ей-богу! Однако ничего такого, что могло бы хоть как-то объяснить отсутствие Ирки в собственном доме, по-прежнему не было.

Через пару минут мы сидели за столом у Петра Игнатьевича, его жена предложила нам чаю, мы согласились, с умилением разглядывая коробку свежего овсяного печенья.

– Ну что скажете, девчата? – склонил голову набок участковый, с интересом наблюдая, как мы стремительно уничтожаем его бакалейные запасы. – Расскажите в двух словах, что про все это думаете?

– Петр Игнатьевич, – вздохнула Надька, провожая печальным взглядом последнее печенье, которое я исхитрилась уцепить перед самым ее носом, – я рассказывать уже больше не могу. Вы лучше спрашивайте, я думаю, так быстрее получится.

На это весьма разумное предложение участковый согласился, я, впрочем, тоже. Начинать все заново в сто сорок четвертый раз не было ни сил, ни желания.

– Вы отмечали Ирин день рождения в «Магии»? Так?

– Так?

– Убитый… Зовут его, то есть звали, Михалков Андрей Владимирович, пригласил на танец.., тебя?

Надька кивнула.

– А говорил чего-нибудь?

Подружка кокетливо крутанула глазками:

– Ну говорил, конечно… Как зовут, хорошо танцую и тому подобное. Хотел еще на танец пригласить, но я ему сразу отказала…

– А почему?

– Да кто его знает… Как-то не приглянулся он мне.

Я и внимания особого на него не обратила, так, потанцевала, чтобы не обижать человека.

– А потом?

Последующие

события мы рассказали довольно подробно, упомянув и пришедшего на помощь героя, и разбитое стекло, и забытый альбом, и Колю вместе с его шрамом. О продолжении банкета у Ирки я, конечно, предпочла бы не рассказывать, но, поскольку была уверена, что о нем участковый уже наслышан, пришлось упомянуть и об этом. Единственное, о чем мы, не сговариваясь, умолчали, так это о моем бесславном падении со стула и Надькином сне на веранде.

– Ясненько, – задумчиво поскреб затылок Петр Игнатьевич. – А больше вы с этими ребятами не виделись?

Надька честно тряхнула головой, а я потупилась:

– Я с Ефимом вечером в баре была…

В глазах участкового мелькнуло неодобрение, но он его быстренько припрятал. Я ведь уже упоминала, что Петр Игнатьевич был далеко не дурак.

– А тот, третий, Ирине Захаровне, выходит, приглянулся?

Мы не освещали, естественно, этот факт в деталях, но в общих чертах подтвердили. Участковый задумался, мы с Надькой сиротски жались друг к дружке, терпеливо ожидая, когда же выполнение нашего гражданского долга завершится окончательно. Тут мне пришло в голову, что если уж сегодня весь день нам задавали вопросы все, кому не лень, то и мы имеем право задать парочку.

– Петр Игнатьевич, – вывела я из задумчивости лейтенанта, – а этот.., как его, ну которого у Ирки на крыльце… – Надька приподняла брови, участковый тоже сосредоточился:

– Михалков?

– Ну да… Он кто? Местный?

– А как же! Его каждая собака в городе знает. Простырь.

– Это что такое?

– Это кличка. Простырь. Простой очень. Душевный парень.

– Господи, – пробормотала я, теряясь, – и кто он, этот Простырь?

– Тебе как, по трудовой книжке или по жизни? По трудовой – грузчик в продуктовом магазине «Талисман», а по жизни – бандит.

Мы с подругой дружно отвалились от стола и разинули рты. Дело приняло интересный оборот. На Иркином крыльце перерезали горло местному бандиту по кличке Простырь. Надюха икнула:

– Может, он их убил?

– Кого? – насторожился участковый.

– Ирку с Юрой…. – На мой взгляд, версия вышла немного притянутой.

– Почему? С чего ты взяла?

– Ну их же нет дома… А он бандит. Пришел к ним…

– Они были знакомы?

– Не знаю. Кажется, нет. Но куда-то они делись.

А может, в город к Ирке уехали?

– Нет, в городской квартире у Кошкиной никого нет, проверяли. А почему ты говоришь об убийстве? – никак не мог успокоиться Петр Игнатьевич. – Есть факты?

– Нет, слава богу, – испугалась Надька, – фактов нету Если только Масленка…

– Чего? Ах, кошка! Да, непонятно, кому понадобилось такое зверство с животиной сотворить. Хотя кошечка была, конечно, не чета иной собаке. Спроси у окрестных пацанов, в чей сад они не полезут… А что вы, девчата, о своих новых знакомых скажете, о москвичах? – тут участковый вздохнул. – Хотя они еще за день до того разъехались. Я по долгу службы интересовался. А ты когда, Анастасия, в баре была?