Вредность не порок
Шрифт:
– Не может быть… – сказала я растерянно, а подруга полезла под стол. – Да не надо! Это Стас…
Распахнув дверь, я отступила в сторону, пропуская Стаса в квартиру.
– Зачем это ты с постели поднялся? – нахмурилась я, всячески стараясь скрыть смущение. – Тебе вставать нельзя, плечо опять… – Тут я оглянулась и увидела Надьку, робко высунувшую кончик носа из-за края стола.
Опознав Стаса, она хрюкнула и полезла наверх. Ткнув пальцем в ее сторону, я кашлянула. – Это она.., вилку уронила…
Надька вползла на стул, широко улыбнулась и расплылась:
– Привет, Стасик… – Тут она запнулась и ойкнула:
– Батюшки, а что у тебя с лицом?
– Привет, – сдержанно отозвался Стас, проходя в комнату, – побрился неудачно.
– А-а! Садись, надо помянуть по-хорошему рабу божью, – засуетилась подруга, доставая для него тарелку, – чтобы все по-людски…
Стас сел, я живо пристроилась по соседству, исподтишка косясь на него снизу вверх. Я видела, что он сердится, и, хорошо его зная, понимала, что долго молчать он не будет. Мы помянули Ирку, выпили.
Потом мы посидели немного, вздыхая по очереди, потом Стас аккуратно отодвинул свою тарелку и повернул ко мне голову.
– Ну что? – спросил он, глядя в упор, я непроизвольно втянула голову в плечи и поняла – началось…
– Ой, – тут же жизнерадостно вскинулась Надежда, торопливо выбираясь из-за стола, – пойду-ка я чайник поставлю… Чайку попьем…
Она моментально исчезла из поля зрения, и я услышала, как хлопнула кухонная дверь. Видимо, вопреки своим привычкам Надька решила не подслушивать.
– Ну что, – снова повторил Стас и, надо признать, в его голосе не было и намека на шутливость, – ты этого хотела?
Я вытянула шею и посмотрела на него, показывая тем самым, что совсем не понимаю существа вопроса.
– Ты хотела узнать, поползу ли я за тобой, как побитая собака на трех лапах, если ты опять исчезнешь из дому, никому не сказав, куда направилась?
Я поспешно отвела взгляд, а в груди вдруг полыхнуло огнем так, что сбилось дыхание. Потому что я сейчас и сама отлично понимала, что Стас попал в десятку. Тогда, утром, это представлялось мне совсем по-другому, но теперь…
– Да, – вновь заговорил он, – поползу… И ты это знаешь… И ты всегда это знала, ведь так? Только это ничего не может изменить, понимаешь?
В дверях вдруг кто-то робко кашлянул. Переведя мутный взгляд на дверь, я различила в коридоре мающуюся Надьку. Встретившись со мной глазами, она выпалила:
– Мне это.., домой пора… Все, пока! Я завтра на дачу приеду… Завтра… Ну, я пошла!
Она покинула квартиру столь стремительно, что мы не сразу сообразили, что произошло.
– Кажется, Надя ушла, – неуверенно сказал Стас, – по крайней мере, мне так показалось…
– Угу, – пискнула я.
Повисла неловкая пауза, которую прервала я. Вскочив, я вылетела из-за стола, развернулась к Стасу и заорала:
– Ты дурак! Хоть понимаешь, какой ты дурак? Глаза у тебя есть?
Однако, задав ему эти два вполне конкретных вопроса, ответа я дожидаться не стала.
– Нежели ты думаешь, я не понимаю, что за мысли тебя изводят? – Он прятал глаза, но побелевшие костяшки стиснутых кулаков его выдавали. – Я – взбалмошная доченька богатых мамочки с папочкой? А ты всего-навсего телохранитель… Мамин. Но то, что ты охраняешь, сейчас очень далеко отсюда… А я здесь, рядом… Значит, никак не можешь разобраться между долгом и…
Я запнулась, не решившись произнести последнее слово. Может, я забила себе голову романтической чепухой, принимая желаемое за действительное? Но тут Стас поднял голову, и наши глаза встретились…
– Черт возьми, ну почему непременно я первая должна признаваться? Неужели ты не можешь сказать, что я тебя люблю?
Стас растерянно отпрянул:
– Ты меня?
– Ну, – я поняла, что сбилась, – то есть ты меня…
И еще я поняла, что вопреки своему твердому убеждению, что признаваться в любви первым должен мужчина, только что сделала это сама. И тогда я просто шагнула к Стасу. Он поднялся мне навстречу, и в следующее мгновение, оказавшись в кольце крепких рук, я уткнулась носом в его широкую грудь и закрыла глаза, ощущая сумасшедший стук сердца. Прижавшись щекой к моей бестолковой головушке, Стас прошептал:
– И откуда только ты взялась на мою голову.., шмакодявка мелкая?
Говорите что хотите, но это было самое настоящее признание в любви. Сердце мое потекло вдруг сладкой свечкой, я всхлипнула в ответ и, встав на цыпочки, потянулась вверх.
– Стасик, – выдохнула я, заглядывая ему в глаза, – а.., за столом ты правду сказал?
Он улыбнулся, закивал и вдруг подхватил меня на руки. Я ахнула от неожиданности, обхватила его за шею и рассмеялась. И никакие слова, и никакие клятвы уже не были нужны, потому что я лучше всех на свете знала, о чем говорят эти смеющиеся темно-карие глаза.
Я покосилась на будильник и вздохнула.
– Скоро совсем стемнеет, надо ехать, бабка, наверное, волнуется…
– Не волнуется. Я ей сказал, что ты здесь переночуешь, тебе завтра к девяти утра.., вот!
Он извлек из кармана джинсов малопривлекательную желтоватую бумажку и протянул мне.
– Повестка… – прочитала я и скорчила рожу:
– Ну и что я там буду говорить?
– Правду, только правду, и ничего, кроме правды… – снова усаживаясь в кресло, изрек Стас.
– Понятно, – качнула я головой, – значит, как всегда… А как ты узнал, что я здесь?
Стас весело хрюкнул:
– Немудрена задача… У кладбище две симпатичные молодые девушки купили белые лилии. Эти лилии остались на Ириной могиле… Потом эти девушки сели на восьмой трамвай. Восьмой куда идет?
Я посмотрела на него с большим уважением. Но если бы вместо цветка Надька дала синему попрошайке червонец, фиг бы он чего узнал.
– Ладно, мистер Шерлок Холмс, давайте ложиться спать, похоже, что завтра будет нелегкий денек… Ты поедешь со мной завтра?
– Конечно, – отозвался Стас, вставая, я была уверена, что про себя он добавил: «А куда от тебя деваться?»