Vremena goda
Шрифт:
Она обстоятельно и со знанием дела стала рассказывать, как сексуальные возможности мужчин напрямую зависят от их внутреннего самоощущения, но Вера уже не слушала.
Она думала: «Такое мог придумать только поэт, настоящий поэт. А ты, Коробейщикова, кончай быть идиоткой».
Что будет, то и будет. А от жизни бегать нечего.
Конечно, они со Славой невероятно разные. Придется менять его и меняться самой. Это нелегко. Но большая любовь – всегда большая работа.
Ей хотелось выспросить подробности. Как именно Слава инструктировал
Но распахнулась дверь гостиной, без стука. На пороге стоял Эмэн. Невероятно: он смотрел не мимо Веры, а прямо ей в лицо.
– Lève-toi, va! [22] – сказал он трескучим голосом и сделал правой рукой повелительный жест. Повернулся, скрылся в коридоре.
Пораженная, она встала и последовала за ним. Что за чудеса?
Аутист шагал механической походкой робота, не поворачивая головы и не отвечая на вопросы.
Они достигли лестницы, стали подниматься. На третьем этаже Вера догадалась, что ее ведут в палату Мадам.
22
Иди и смотри! (фр.)
Эмэн остановился возле кровати и во второй раз поглядел прямо на Веру.
– Иди и смотри! – повторил он.
Взял за руку. Это уж было совсем странно. Известно, что аутисты всячески избегают телесного контакта с малознакомыми людьми.
– Чего ты хочешь? – спросила Вера по-французски. Он положил ее ладонь на лицо коматозной старухи.
Оно оказалось неожиданно теплым. Вера хотела отдернуть руку, но Эмен не позволил.
– Глупый симулякр! – сердито сказал он и топнул ногой.
Чтоб не нервировать больного, Вера подчинилась.
И ощутила под ладонью трепет ресниц, будто кожу щекотал крылышками ночной мотылек.
Щекотание было ритмичным. Раз – раз – раз. Потом трижды быстро: раз-раз, раз-раз, раз-раз. И опять: раз – раз – раз. Пауза, и снова: раз – раз – раз. Раз-раз, раз-раз, раз-раз. Раз – раз – раз. Пауза. Раз – раз – раз. Раз-раз, раз-раз, раз-раз. Раз – раз – раз.
– Ах, вот что ты хотел мне показать. Ритмичное движение ресниц, да? Это у нее конвульсивное.
Говорить она старалась как можно мягче, но Эмэн продолжал сердиться.
– Глупый симулякр! Негодный симулякр!
И прижал ее кисть сильнее.
Теперь Вера простояла без движения долго, минут пять.
Ресницы все время шевелились в одной и той же последовательности. Что бы это могло означать с физиологической точки зрения? Кто ж ответит. Процессы, происходящие в организме, который погружен в кому, наукой мало изучены.
Стоять полусогнутой было неудобно, затекло плечо, и в конце концов Вера ласково высвободилась.
– Я пойду. У меня дела.
Вслед раздалось:
– Глупый симулякр! Никуда не годный симулякр!
И посмотрел Эмэн, и сказал: «Это нехорошо!»
Обедала сегодня Вера одной из последних. Ресторан был пуст, только у окна сидел Валерий Николаевич Ухватов, бывший полковник КГБ. Она предпочла бы поесть в одиночестве, нужно было додумать про Славу, но невежливо, тем более Ухватов сделал приглашающий жест. Вообще-то он был собеседник интересный, они часто разговаривали о всякой всячине, но сегодня Вера отмалчивалась или отвечала односложно, и Валерий Николаевич оставил ее в покое.
Через некоторое время, уже добравшись до десерта, он вдруг сказал:
– Какая-то ты сегодня не такая. Всё СОС выстукиваешь. Случилось что-нибудь?
– Простите, что́ я выстукиваю?
– S-O-S. Морзянкой. Тире – тире – тире, точка-точка-точка, тире – тире – тире. Это все знают, не только моряки.
Оказывается, она механически отстукивала пальцами ритм, в котором шевелились ресницы Мадам. Вера убрала руку.
– Пардон. Привязалось.
Изменилась в лице. Бросила ложку. Вскочила. Извинившись, быстро вышла из ресторана, а потом перешла на бег.
«Очнулась? Вышла из комы? Невероятно! После стольких лет! А может быть, она в сознании уже давно? Ведь еще весной, когда я первый раз пришла, Эмэн все руку на ее лице держал! Но тогда это не кома, это локд-ин! И никто не знает! Какой ужас!»
Аутиста в палате не было. Мадам лежала одна. Такая же, как всегда: обтянутый восковой кожей скелет.
– Вы меня слышите? – громко, как глухой, крикнула Вера, наклонившись над изголовьем. Крикнула по-русски.
Положила руку на глаза. Ресницы дрогнули. Не так, как в прошлый раз. Что это означало и означало ли вообще что-нибудь, было непонятно.
Очень кстати вспомнился роман «Граф Монте-Кристо», про паралитика Нуартье.
– Если вы меня слышите, медленно сомкните и разомкните ресницы. Один раз.
Бабочка трепыхнула крылышками и замерла. Но Вера всё еще не верила.
– Так вы не в коме? Если «нет», быстро моргните два раза.
«Нет», – отчетливо ответили ресницы.
– Боже мой! Я сейчас позову дежурного врача!
«Нет». И еще раз, после интервала: «Нет».
– Вы не хотите врача?
«Нет».
– Но почему?
Никакого ответа. Да и как ответить, если она может дать только два знака, утвердительный и отрицательный.
Стоп. Со стариком Нуартье как-то общались. При помощи алфавита, вот как!
– Я буду подряд произносить весь алфавит, а вы моргнете, когда я дойду до нужной буквы. Хорошо?
«Да».
– А, бэ, вэ, гэ, дэ, е…
Первой буквой оказалось «Н».
– А, бэ, вэ, гэ, дэ, е.
«Да».
– Е?
«Да».
– То есть «НЕ»?
«Да».
Следующие три буквы сложились в «НУЖ».