Времена меняются
Шрифт:
— Не, ну, ты даёшь! Тебе разве самому не хочется сделать максимально хорошо? Представь, через год Самарина будет показывать наш альбом с обмерами первокурсникам и ставить нас в пример. Это же классно!
— Не знаю, что ты тут такого классного нашёл. Мне пофигу. Мне вот нравится искать новые ракурсы, по новому отображать игру света и тени для передачи смысловых оттенков, играть с образами. Можно же просто разделить всю сумму на семь человек. Тогда точно получится не больше рубля, хотя я цен на эти услуги не знаю.
— Кстати, вспомнил! Надо бы ещё кого-то в отдел охраны культурного наследия заслать, чтобы материалы по истории
К пятнице с обмерами покончено. Результат — огромная куча почеркушек, разобраться в которой, казалось, не было ни какой возможности. Тем не менее, за вечер пятницы мы сумели систематизировать нароботанные материалы, а в субботу уже приступили к вычерчиванию. Посовещавшись немного, решили работать без выходных, потому что торчать в общаге большого смысла не видели. Зато, если сдать зачёт пораньше, то и домой можно уехать соответственно. Каникулы будут дольше.
Чертить в комнатах «Томскреставрации» было крайне неудобно. Из чертёжных инструментов нам были выделены только обычные канцелярские столы и стулья. Мы, конечно, захватили с собой карандаши и клячки, треугольники и лекала, но чертить без рейсшины было крайне неудобно. Сколачивать подрамники ради недели работы тоже желания не было. Поэтому ограничились методом «на глазок». Получалось херовато. Если уж начерченное совсем вызывало омерзение, то приходилось перечерчивать. Если не сходились размеры простенков, перегородок или ещё каких-то участков плана нашего несчастного домика, приходилось бежать на место и заново перемеривать всё помещение для обнаружения брака. Мы же на самом деле поверили, что наши чертежи могут пойти для реставрационных работ. Я, конечно, с высоты прожитых лет, знал, что никуда эти обмеры не пойдут. Деньги выделенные на реставрацию Томска будут пущены на Олимпийские игры, после которых начнётся падение цен на нефть и политика жёсткой экономии на культуре в том числе. Делиться этой информацией со своими товарищами я не стал, — зачем портить людям удовольствие от хорошо сделанной работы.
Однажды среди недели мы приехали, слегка припозднившись после долгой работы накануне. Около дверей в нашу камеральную нервно вышагивал бородатый мужик в толстых очках и в плотном костюме, совершенно не соответствующем погоде. Он внимательно оглядел нашу пёструю компанию и направился к Серёге Павлову.
— Вы Борис Рогов? — начал он без предисловий.
— Нет, я Сергей Павлов, — Серёга немного растерялся от неожиданности. — Рогов вон тот, в очках.
Бородатый направился ко мне.
— Почему бригада опаздывает к началу рабочего дня? Уже десять часов утра, а вас ещё нет. Долго спите молодые люди.
— Мы вчера ушли отсюда в десятом часу. Нам так удобнее работать. А вы собственно кто такой?
Мужик словно не слышит моего вопроса. Он продолжает начальственным тоном — Сегодня сюда собирается зайти Егор Кузьмич Лигачёв, знаете, кто это?
Меня так и подмывает немного похулиганить, но страх быть раскрытым всё-таки останавливает от опрометчивого поступка. — Ну, насколько я помню Лигачёв, — Первый секретарь Томского обкома. И что ему тут надо? Тут же кроме студентов-практикантов нет никого.
А вот это не ваше дело! — мужик сказал, как отрезал. — Когда
— Интересно, — Инка Ромашкина, совершенно спокойна, — этот Лигачёв пешком придёт, или на лимузине с кортёжем прикатит?
— Как-то не солидно пешком. Наверное, на лимузине. — Рассуждает Павлов.
— Ага, щас! — Вера Лебедь, похоже, владеет информацией лучше всех. Лигачёв везде славится своими простонародными замашками, чего это он будет на машине сто метров ехать. Ему же надо показать близость к простому труженику.
Пахомова в это время стоит у окна и смотрит на площадь Ленина — огромное пустое пространство метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. В лучах утреннего солнца она выглядит знойной пустыней, потому что на всем её протяжении нет ни клочка тени. Только партерные газоны, заросшие чахлыми цветочками, простираются от одного края площади до другого.
— Стоп! — Наташка останавливает внезапно нашу болтовню, — смотрите, какая делегация по крыльцу спускается. Ого, какая толпа. Человек десять не меньше. Похоже, что к нам. А ну ка мальчики и девочки, давайте быстро хотя бы видимость порядка наведём.
Буквально сразу после её слов в коридоре послышались чьи-то шаги. Всё тот же бородач, который так и не удосужился представиться, весь в мыле влетел в камералку.
— Быстро собрать весь мусор! Чертежи приготовьте для демонстрации и будьте сами готовы отвечать на вопросы. Говорить чётко, вопросов не задавать, не хихикать, не хулиганить. — Бородач помчался в соседние комнаты, где трудились другие наши бригады.
Как мы не старались, но вынести мусор из комнаты не успели. Павлов с охапкой бумаги, приготовившийся уже бежать до контейнера во дворе, замер перед дверью, услышав топот многих ног поднимающихся по лестнице.
— Давай, всю эту хуету на шкаф запихаем. Никто ничего и не заметит, — Борька Меньшиков подходит к делу творчески.
— А если всё это отсюда сверзится, прямо на бошки этих начальников? — задаёт вопрос Серёга, уминая расползающуюся кучу мусора.
— Значит такова судьба у того и у другого. А мы сделали всё, что смогли.
Только он успевает спуститься со стула, как дверь распахивается и на пороге опять появляется уже примелькавшийся мужик в бороде.
— Вот тут у нас работает бригада практикантов, которая занимается домом с мезонином. Это памятник деревянного зодчества в стиле классицизма. Адрес — Герцена, 31. — Бородатый жестом приглашает разношёрстную публику войти в нашу скромную обитель.
Первым порог уверенно переступает крепкий седой дядька в сером летнем костюме. Это и есть будущий автор антиалкогольной компании и второе лицо партии — Егор Кузьмич Лигачёв. За ним степенно протискиваются остальные экскурсанты. У нас на столах, кроме раскиданных со вчерашнего вечера листков с кроками [32] , ничего нет.
32
кроки — чертеж чего-либо сделанный карандашом от руки.